К Эскендерии подбирались к закату. Еще чуть-чуть, и ворота закроют. Нужно было торопиться. Мы бы растолкали лошадей в галоп, но все место занимали повозки и палатки беженцев. С версту, должно быть, от городской стены. И явно не хотели нас пропускать, смотрели косо, а то и бранились непристойно.
— И впрямь никого не пускают, — задумчиво хмыкнула я.
К воротам каким-то чудом прорвались. Думаю, свою роль сыграл меч, статная фигура Микаша и огромные размеры Беркута. На них смотрели с опаской, даже когда Микаш не использовал дар. Жаль, на городскую стражу это впечатления не произвело:
— Город закрыт, — хмуро объявил худощавый, среднего возраста мужчина. Поверх тонкой кольчуги было накинуто бело-зеленое сюрко с гербом в виде раскрытой книги с вложенным в нее мечом. Он скрестил свою алебарду с алебардой одетого точно также товарища, перекрывая нам вход.
— Но еще пару минут до захода солнца осталось, посмотрите, — я махнула рукой на запад, где посверкивая последними, кроваво-красными лучами поспешно скрывалось пугливое осеннее солнце.
— Да без разницы, — отмахнулся второй стражник. — Город и днем закрыт, только торговцев на рынок пускаем по специальным грамотам. И все.
— Но мы из высокого рода Стражей, — они окинули меня придирчивым взглядом. Я закашлялась. Микаш потянул из-за пазухи гербовую подвеску. — То есть вот он из высокого, а я оруженосец, — вроде, поверили. Ну да, Микаш-то посолиднее будет. — Мы в круг книжников поступать едем. Именем Безликого, пропустите нас!
— Стражей тоже пускать не велено, тем более непосвященных, — поддержал второго первый стражник. — Нужно дозволение с печатью и подписью одного из членов совета либо главы круга книжников. Можете его предъявить?
Мы сокрушенно покачали головами.
— Значит, дожидайтесь вместе со всеми, когда город откроют либо отправляйте прошение кому-то из высокопоставленных Стражей и ждите ответа. Нет грамоты — нет прохода.
Он развел руками. Я суматошно искала доводы, которые бы заставили его пропустить нас. Уже даже чувствовала, как с языка собирается сорваться что-то хлесткое и дерзкое, но тут вмешался Микаш:
— Благодарю за подробные разъяснения. Мы непременно так и поступим. Бывайте.
Он почтительно склонил голову. Стражники одобрительно закивали. Микаш поехал прочь, и мне пришлось следовать за ним.
— Почему ты не дал мне сказать?! — начала возмущаться я.
— Потому что они все равно бы не пропустили. У них строгий приказ, за исполнение которого они отвечают не то что теплым местечком, а собственной свободой. Настаивать бесполезно, лучше не привлекать лишнего внимания. На нас и без того все косятся. Или ты хочешь раскрыть свою маскировку?
Я раздумчиво качнула головой. Еще несколько часов мы бродили в потемках вокруг мощной городской стены в поисках свободного от людей места. Не хотелось ютиться ни в чьей компании, выслушивать любопытные расспросы или даже неприкрытую враждебность. Лагерь разбили на противоположной стороне города. Безликий ведает, почему именно этот клочок земли оказался пуст, в то время как повсюду было некуда плюнуть от кибиток беженцев.
— Как думаешь? — спросил моего мнения Микаш.
— Дурная слава. Проклятое место, призраки… Тут и старое кладбище недалеко, — я кивнула на посаженные ровной линией вязы, между которыми едва заметно различались массивные каменные плиты. — Была какая-то легенда, не помню.
— Не боишься? — он усмехнулся, бросая мне вызов.
— Было бы чего. Мы же не медиумы, — ответила я в том ему.
Мы дружно принялись расседлывать лошадей, распаковывать вещи, собирать хворост и готовить ужин. Быстро, когда вдвоем и без ругани.
— Что будем делать? — спросила я, грея ладони об миску с похлебкой.
— Подождем до утра, а потом разведаем, что к чему. Ты ведь никуда не спешишь?
Я покачала головой.
— Тогда ешь. Найдем какой-нибудь способ. Договоримся в купцами, чтобы они провезли нас под видом товара. Или подделаем эту грамоту. Или спишемся с кем-нибудь из глав ордена. Или отыщем подземный ход. В такой стене они должны быть, на случай если жителям придется тайно покидать город.
— Да, я что-то об этом слышала, — лениво набрала ложку похлебки и запустила в рот.
Еда становилась комом и не пролазила в горло. Но Микаш же следит, значит, придется есть. Я сглотнула.
— Думаешь, получится?
— Мы прошли лабиринт Хельхейма. Что нам какая-то городская стена после этого? Да хоть на осадных кошках переберемся.
Я слабо улыбнулась. А на сердце была такая стопудовая тяжесть.
— Значит, нам скоро придется расстаться. Куда ты потом?
— Может, тоже здесь осяду. Найду какое-нибудь ремесло в городе: у кузнеца или у плотника. Буду навещать тебя в свободное время. Книжники ведь это разрешают?
— Я не знаю, — растеряно повела плечами. — А как же охота на демонов? Ты же так мечтал…
— Да это уже никому не нужно, сама видишь, — Микаш кивнул в сторону огоньков от костров беженцев. — Все заняты войной друг с другом. До демонов никому и дела нет.
— Как это все глупо. Люди не должны сражаться друг с другом. Разве они не понимают, что сами делают себя уязвимыми?
— Как по мне, это давно назревало. Недовольство. Стражи стали слишком жадными, отдалились от народа, закрылись в своих замках за толстыми стенами, занимались своими непонятными для обычных людей темными делишками, пеклись только о собственных интересах. Теперь им нужно первыми сделать шаг навстречу, предложить условия перемирия, как акт доброй воли, реформировать старый уклад, точнее вернуться к тому изначальному, что был заложен Кодексом, искать поддержку у королей и знати, открыть хотя бы часть своих секретов.
— Принимать на службу простолюдинов наравне с высокородными?
— Как вариант. Приток свежей крови — не так уж плохо, согласись? — я фыркнула, но он распалился настолько, что уже не обращал на мою реакцию внимания. — Но они слишком гордые, поэтому… Если единоверцы победят, то на Стражей самих начнут охотиться, как на демонов. Не при нас, конечно, но при наших детях — так точно.
Конец света, который должен остановить Безликий? Звучит еще бредовей, чем победа селян в битве с рыцарями.
— Но если ордена не станет, кто тогда будет защищать людей от демонов?
— Они станут сказкой. И сейчас для многих почти сказка. Честно скажу, до нашествия я сам не верил, а потом как будто прозрел. Иногда думаю, что зря. Жизнь бы была намного проще без этого.
— Бессмысленной?
— Наверное. Я уже забыл, но у меня будет шанс вспомнить. Как думаешь, смогу?
Я улыбнулась и покачала головой.
— А я все равно попробую. Но ты ведь меня настоящего не забудешь? Подвиги Великого Микаша, м?
Он достал меч из ножен и повернулся в профиль, будто позируя для бюста.
— Такое забудешь, как же, — я прыснула в кулак.
Он вдруг посерьезнел, и на его лице зеркально отразилась моя тоска.
— Я буду помнить, — добавила я.
Мы улеглись спать.
Через несколько часов я проснулась от странного гнетущего ощущения глубоко внутри. Тревожность. Такое чувство, что кто-то бродит вокруг, высматривает, склоняется над тобой и пытается высосать дыхание. А все эти дурацкие разговоры перед сном! В детстве я всегда бежала к папе в такие моменты. Здесь папы не было. Поэтому я открыла глаза. Искаженные в темноте очертания предметов заставляли воображение дорисовывать жуткие картины: ощерившиеся пасти клыкастых монстров, тянущиеся когтистые лапы. Я гнала от себя эти жуткие видения, вспоминала то, что довелось пережить. Повторяла, что смерть, даже смерть от демонов — это не страшно. Все когда-нибудь умирают. Раньше или позже — не важно. Бояться нечего.
Уговорить себя не получалось. Стоило закрыть глаза, как я видела продолжение того же жуткого сна. Я глотнула воды из фляги и встала. Решила не будить Микаша и размять ноги. Старый сон уйдет, придет новый, нормальный.