— Ну как? Живой? — спросила я, критически оглядывая свою работу на затылке Микаша.
— Все прекрасно, — смиренно пробормотал он и сжал мою ладонь.
Я обошла его, чтобы разглядеть с лица. Вдруг за окном раздался какой-то шум, и Микаш повернул голову, чтобы посмотреть. На мгновение перехватило дыхание. Против поли залюбовалась его профилем, с крупными резкими чертами, будто вырезанный в камне, в ярких лучах летнего солнца, из тех, что чеканили на золотых монетах. Шум стих, и Микаш снова внимательно посмотрел на меня. В его взгляде сквозила мощь притаившегося хищника и горделивая величавость, которые он так старательно ото всех прятал. Да, из всей молодежи, которую я знала, он больше всего походил на высокородного статью, мастерством и характером. Чем лучше становилась одежда и чище лицо, тем отчетливей это проступало, освобождаясь от грязной шелухи. Быть может когда-нибудь… только я уже вряд ли буду ему нужна.
— Ты опять плачешь…
— Извини, — я смахнула слезинку ладонью прежде, чем это успел сделать он, и отвернулась. — Остался последний штрих.
Я взяла с тумбы шкатулку с жемчугом и вручила Микашу.
— Надень, это почетная обязанность подарившего мужчины, — объяснила я, видя, что он вытаращил глаза, не понимая.
Микаш обошел меня со спины и трепетно обернул ожерелье вокруг моей шеи. Кожу щекотало, пока он возился с застежкой и так некстати разбередил во мне жаркое томление. Горячее дыхание обжигало затылок, и я уже чувствовала, как влажные губы касаются моей шеи:
— Ты такая красивая! Слишком… для меня… — бормотал он между поцелуями.
— Не сейчас, мы опоздаем, — вернула я нас с небес на землю, повернулась и поцеловала его в угол челюсти. — Потерпи, потом получишь сладкого столько, сколько хочешь.
Я взглянула в зеркало, в последний раз проверяя, все ли в порядке. Портной похоже превзошел себя с моим платьем. Сделать его таким легким, воздушным, с высокой талией под грудь и длинной, спускающейся каскадами воланов юбкой. Складки выглядят удивительно мягкими, обтекающими фигуру, учитывая, из какой грубой ткани пришлось шить. Тонкая вышивка из вязи голубых цветков обрамляла квадратный вырез, придавая образу чарующую хрупкость. Я взяла Микаша за руку и притянула к себе, чтобы посмотреть на нас вместе. Конечно, это не пышные, сверкающие роскошью костюмы высокородных, но для едва получившего звание безземельного рыцаря главное скромность и аккуратность. А это у нас есть.
— На тебя все смотрят, — шепнула я Микашу, когда мы проходили мимо толпы нарядных гостей и просто зевак, собравшихся на площади у дворца Стражей.
— Зачем? Я нелепо выгляжу? — вяло удивился он.
— Нет, наоборот, — усмехнулась я. — Молодой Страж, герой военной компании, любимец маршала и просто красавец. Все женщины уже заочно в тебя влюблены, а мужчины завидуют. Смотри, какие томные взгляды бросают на тебя те дамы.
Микаш оглянулся, кисло скривился и ответил в своем духе:
— Пускай отвернутся.
Я не выдержала и прыснула в кулак.
Солнце уже пряталось за горизонт. Пряно пахла летняя ночь, пела стрекотом цикад. Зазывно горели большие окна, внизу огороженные балюстрадами, мелькали силуэты людей, у окруженного колоннадой входа дежурил в парадной форме почетный караул, проверял у гостей приглашения и пропускал внутрь. Нас удостоили лишь мимолетным взглядом, забрали приглашение и распахнули большие двери. Впереди по узким ковровым дорожкам вышагивали празднично одетые пары, но были и одиночки, и большие шумные компании. Официоз предпочли отставить в сторону, уступив светской фривольности. Собирались за большими, расставленными вдоль стен столами в обеденном зале. От деликатесов, сплошь заполонивших белые скатерти, поднимались аппетитные и не очень запахи. Некоторые блюда я не узнавала, некоторые: улитки, мидии, морские гребешки — вызывали дурноту одним своим видом. Я-то к этому привыкла, а каково должно быть Микашу?
Нас усадили у бокового стола между другими гостями. На деревянных табличках было вырезано: командир Микаш Остенский и гостья. Надо же, какая честь. Я пихнула Микаша локтем под столом и указала глазами. Хотела развеселить, но он лишь коротко повел плечами. Нервничал?
Началась трапеза, сновали слуги, унося пустые подносы и подливая вина в опустевшие кубки. Ели много и жадно, только я как всегда была переборчива, хотя пробовать приходилось больше, чем хотелось, чтобы незаметным толчком под столом предупредить Микаша брать или не стоит, чтобы потом не плеваться и не маяться животом. Все шло нормально. Мы цедили крепкое сухое вино мелкими глотками. Микаш явно побаивался захмелеть и потерять контроль, а мне и вовсе не хотелось. Гости шумели, тосты гремели над столами: поздравляли друг друга со знатной победой, обсуждали, как зададут жару единоверцам и изгонят их из Сальвани в безжизненный Муспельсхейм, откуда на заре времен бежали наши предки. Мы молчали. Я изучала обстановку, Микаш был сосредоточен на том, чтобы не напортачить с манерами. Только когда с пренебрежением отзывались об отсутствующем маршале, которому по словам многих давно уже пора было отказаться от отжившей свое традиции гоняться за демонами по долам и весям и обратить все ратные силы на подавление бунта. Пускай голодранцы увидят истинную мощь ордена и устрашатся, пускай земля напитается их нечестивой кровью, а воронье пожрет гнилую плоть. От этих разговоров мне становилось не по себе, перед мысленным взором вставали жуткие картины: огонь и тьма мешались друг с другом в неистовой схватке, уничтожая все вокруг. И рыцарей, и единоверцев, и зверье, даже демонов поганых со всемогущими духами — и то пожирали, пока не оставалась голая темная пустота вокруг.
— Ну что же, все говорим и говорим, а давно пора слово передать нашему новоиспеченному герою, а мастер Остенский? Почтите нас хорошим тостом? — смеясь, спросил вдруг один из высокопоставленных Стражей.
Я ожидала, что Микаш остолбенеет, а потом начнет отнекиваться, но вместо этого он уверенно поднялся из-за стола, держа перед собой кубок и в точности повторяя поведение других тостующих. Вытянул шею и распрямил плечи, давая всем возможность оценить свой внушительный рост и стать. Глаза горели упрямой решимостью. Я внутренне сжалась. Когда он вел себя так, ожидать можно было только скандала.
— Я поднимаю свой кубок за того, кого здесь нет, но кто достоин почестей намного больше чем я, — заговорил Микаш ровным, но до того звучным, воодушевленным голосом, что он разлетался над столами, заставлял гостей смолкнуть и прислушаться, даже тех, кто слушать вовсе не хотели. — Его отваге и мастерству я обязан жизнью. Уверен, что и многие из присутствующих здесь тоже. Благодаря его стратегическому гению мы празднуем победу сегодня. Благодаря ему мы продолжаем быть орденом благородных Стражей, сражающихся против демонов за свободу и процветание всех людей Мидгарда. Почет победителю, почет Утреннему Всаднику, почет маршалу Комри! Да будут его дни долгими, а силы не оставляют род.
Неловкое молчание звенело и давило на уши. Гости замерли, таращась на Микаша во все глаза. И рассмеяться не могли, потому что боялись выказать неуважение к маршалу в открытую, и поддерживать не слишком жаждали. Микаш так и застыл с вытянутым кубком. Ждал с непримиримой решимостью в глазах.
— Почет маршалу Комри! — громко, чтобы все слышали, выкрикнула я и чокнулась с кубком Микаша.
Зал заворочался, словно древний заржавевший механизм вдруг начал приходить в движение.
— Почет маршалу Комри! Почет маршалу Комри! — слышалось неохотное со всех сторон, перемежающееся звоном кубков.
Микаш залпом выпил вино до дна и тяжело опустился на стул рядом со мной.