Нас провели по самым старым и ветхим кварталам города немного дальше от того места, где мы с Микашем обнаружили тайный ход. Мы устроились возле заброшенного фонтана. Из растрескавшихся плит и гранитной чаши торчали сухие кусты с желтыми цветами камнеломки. Обветшалые, старинные постройки почтительно расступались перед фонтаном, образуя большую круглую площадь. Специально для нас возвели небольшой деревянный помост. Все ходы и выходи перегородили, кроме одного, самого широкого, открывавшего вид на одну из центральных улицу нижнего города. С двух сторон поставили стражников, которые пропускали к нам поток людей.
Эта была совсем не та голытьба, которая враждебно разглядывала нас с Микашем в наш первый поход. Наоборот, наши «добрый гости» выглядели более-менее опрятно и прилично. Никакой драной одежды, вонючего запаха немытых тел и гнилых зубов, заплывших лиц и жутких язв. Мы справлялись об их делах и здоровье, выслушивали казавшиеся мне неискренними восхваления, раздавали одежду, еду, кое-какие мелкие вещи первой необходимости, кое-кому даже мелкие медные монеты доставались. Все проходило чинно-мирно до полудня, когда солнце зашло в зенит и припекло так сильно, что мы все немного разморились, потеряв бдительность.
Со стороны улицы донесся какой-то шум вперемежку с заливистым собачьим лаем. Стражники не успели опомниться, как громыхая по мостовой деревянными колесами между ними промчалась тележка, запряженная двумя блохастыми дворовыми псинами, не подходившими друг другу ни по окрасу, ни даже по размерам. На приземистой тележке, едва не царапающей мостовую днищем, важно восседал калека с отсохшими, по-детски маленькими ножками, будто нарочно выставленными на всеобщее обозрение.
Его сопровождала свита самых грязных и отъявленных негодяев, каких я когда-либо видела. Ухмыляющиеся, с затуманенными злостью глазами, в руках палки. Никак на драку нарываются. Этого, я к слову, и боялась. Кнут и Кьел, до этого наблюдавшие за всем происходящим безучастно и отстраненно, напряженно подались вперед. Две дюжины охранников, которые мы привели с собой, дружно повернули головы в их сторону, ожидая приказа обнажить оружие.
— Что же вы так нерадушно встречаете «дорогих гостей»? Сами же приглашали всех, — заговорил калека хриплым гнусавым голосом и выделил последнее слово. Он натянул поводки, привязанные к ошейникам собак, и те послушно замерли возле нашего помоста.
Свита двигалась следом, сверкая по сторонам волчьими взглядами. Толпа посетителей мгновенно рассеялась, люди расходились, жались к домам, боясь, как бы их не задело к драке. Думалось как-то вяло, как будто все время замерло и происходило вовсе не со мной. Жаль. Слух о поножовщине быстро облетит весь город, репутация будет безвозвратно загублена, а все, чего добился мастер Жерард, полетит псу под хвост. Вместе с единственный шансом оживить Безликого.
— Ну чего вылупились? Я тоже благословения хочу и нуждаюсь уж явно не меньше, чем те, — калека указал на свои ноги, а потом махнул на спешно ретирующуюся толпу. — Ну же, удостойте меня милости — омойте мои бедные ножки. Может, свершится чудо, и я излечусь?
Он криво усмехнулся, обводя нас всех презрительным взглядом.
— Или у вас, как и везде нынче, чудеса только по расписанию для чистеньких и благополучных? Так бы сразу и сказали, а не обманывали честной люд. А теперь платите дань мне, королю Лелю, властителю всех отверженных Эскендерии!
— Платите! Платите! Платите! — дружно скандировала свита, стуча палками о мостовую так, что помост жалобно скрипел и вздрагивал.
— Знаете местную присказку? Попасть в нижний город легко — выбраться сложно, — продолжал издеваться Лелю, с трудом перекрикивая гвалт. Махнул рукой — и все замолкли. — Красавица-белоручка, — он у казал на Торми. — Не соблаговолишь помыть мне ножки? Только это уже не плата, а задаток.
Торми сжалась и послала мне испуганный взгляд. Ну да, она даже работу в храме Вулкана терпела с трудом, постоянно мучаясь дурнотой. Я прикрывала ее, сколько могла, а мастер Жерард всегда ругался на меня за это. Мол, я ее расхолаживаю и не даю шанса стать лучше. А по-моему она просто шла отказку и замыкалась в себе. Вот и сейчас следующий умоляющий взгляд метнула в Кнута с Кьелом, которые уже подбирались подать сигнал к атаке. Не хочу на это смотреть!
Я решительно поднялась:
— Если я займу ее место, вас это удовлетворит?
Калека легко выдержал мой пристальный взгляд и похабно ухмыльнулся.
— Сама вызываешься? Хм… Храбрость у нас почете, а ребята?
— Дурость! Дурость! — хором загоготали оборванцы.
Я залпом выпила зелье из фляги, которым нас снабжали целители, чтобы мы не подцепили тут никакой болезни. Рядом стоял тазик с водой, где мы мыли руки. Я прихватила его. Если что, можно будет послать кого-нибудь за чистой водой после.
— Не ходи! — схватил меня за локоть Кьел в последний момент. — Мастер Жерард бы не одобрил.
— Но его здесь нет, — упрямо ответила я. — А я не одобряю кровопролитие. Я сыграю по его правилам, и он обязан будет оставить нас в покое. Люди уверятся, что правда на нашей стороне.
— Это опрометчиво и наивно, — поддержал брата Кнут, но я не стала их слушать.
Спустилась с помоста, поставила таз на мостовую рядом с калекой и присела на корточки. Во внутреннем мешочке у меня случайно завалялся деревянный флакон с травяным настоем. Я вылила его в таз просто так, ну чтобы хотя бы запах приятный был, правда, он все равно не смог перебить вонь от потного грязного тела. Я взялась за работу. Смочила в воде тряпицу и принялась мыть отсохшие ноги. Они были холодные, бледные и мертвенно неподвижные. Казалось, поцарапаю я их или ущипну — калека ничего не почувствует. Но проверять я не стала.
— Не противно? — продолжая насмехаться, спросил король Лелю.
— Не противнее крови и кишок на мостовой, — ответила я безразлично.
Опыт в храме Вулкана, похоже, отбил у меня всякую брезгливость по отношению к человеческим недугам. Гнойные язвы, пролежни, испражнения, затуманенные болью глаза страждущих… это мытье такая малость по сравнению с остальным.
— А оно и вправду поможет? — впервые поинтересовался Лелю серьезно, без издевок.
— Не думаю. Тут вряд ли бы даже лучшие целители управились. Я не вершу чудеса, я только изрекаю волю богов, — без обиняков объяснила я ему. — Давно у вас так?
— Всегда, — Лелю снова усмехнулся. Видимо, жалость в моем голосе ему не понравилась. — Если такая честная, может ответишь? Ходят слухи, что ты дочь высокого лорда, а в жених у тебя бравый командир Стражей, любимец самого маршала. Это правда?
— Он мне не жених, а в остальном — да, — смиренно согласилась я, выжимая тряпку. Вода стала совсем мутная.
— Тогда зачем тебе эти унижения? У тебя же все есть.
— Человеку свойственно не довольствоваться малым, а тянуться за журавлем. Вот и я хочу достать до Девятых небес и вдохнуть в них жизнь.
— Мечтательница! — рассмеялся Лелю и приложил мою ладонь к своим губам. — А вот оружие под плащом прятать незачем, — и обернулся к своим головорезам. — Эй все, смотрите, Светлая госпожа сотворила чудо!
Я отвлеклась, обнаружив в собственной ладони щербатую медьку. Лелю хлестнул собак поводками, и те помчали его тележку вдоль площади. Он демонстративно шевелил левой ногой под восхищенные охи толпы, а я просто недоуменно перебирала медьку между пальцами.
— Светлая госпожа помилована моим указом, а остальные еще должны заслужить право на жизнь, — Лелю на прощание обернулся к помосту и помахал моим товарищам, которые взирали на все происходящее с молчаливым неодобрением.