Почему-то захотелось улыбнуться, и всю тревогу как рукой сняло. Собаки повезли тележку Лелю между домов, он указывал им путь, слегка натягивая поводки. Мы вышли к разбитой старой набережной. Снова та же унылая картина: мусор по берегам, копошащиеся в нем утки, растрескавшиеся гранитные плиты. Я уселась на ту, где скос был ровным. Камень нагрелся на солнце и приятно источал тепло. Я повернулась к воде спиной, чтобы не смотреть на грязь, уж лучше чудное, слегка кособокое лицо моего знакомца.
— Вы удивительно милы для дамы из высшего света, — печально улыбаясь, начал разговор Лелю.
— А вы удивительно вежливы для короля воров из нижнего города, — усмехнулась я.
— Король он и в нижнем городе король. Должность обязывает, — он снял широкополую шляпу с пером, обнажив абсолютно лысую голову, и учтиво склонил ее набок. — Так почему ты одна не испугалась половинчатого урода?
Я задумалась и посмотрела вдаль.
— Нянюшка часто рассказывала мне сказку, в которой в ненастную ночь на пороге замка появлялся уродливый старец и просил приюта. Высокомерный хозяин замка прогонял его, и тогда на его голову обрушивались все ведомые и неведомые несчастья.
— Это всего лишь сказка.
— Возможно. Но когда мой отец не пустил в замок вельву, она предрекла нам с братом скорую смерть.
— Но ты же до сих пор жива.
— Потому что пошла по другому пути. Решила делать все не так, как от меня ожидали другие. Жить своим умом. Мне нравится это чувство. Свобода. Она дороже замков, красивой одежды и вкусной еды. Только ради нее и стоит жить.
— И даже дороже счастья быть с любимым человеком?
— Можно любить и быть свободным.
Лелю только печально улыбнулся в ответ.
— Я видел, ты ходила к Машкари, — заговорил он вновь после долгой паузы. — Не стоит. Я знал еще родителей их родителей. Бедовая семейка. Ничего, кроме неприятностей от них не будет. Лино отъявленный головорез, а младшие на него ровняются. Через пару лет будет опасная банда. И с девчонкой со своей они явно церемониться не станут.
— Дети не виноваты в грехах родителей. Кто-то должен дать им шанс. Мне же его дали.
— Твоя доброта тебя погубит.
— Нет, доброта и вера спасут наш мир, если его еще можно спасти.
— Я огражу тебя от опасности здесь, насколько простирается моя власть. Но кто защитит тебя там, в коварном верхнем городе, где за ширмой благополучия скрываются негодяи куда хуже наших?
— Сама справлюсь. У меня сильный покровитель, — усмехнулась я и, попрощавшись с Лелю, пошла домой.
Последующие дни прошли в беспрестанных хлопотах. Спозаранку мне пришлось работать в храме Вулкана, а после обеда уставшей тащиться в лабораторию и бороться с дремотой на занятиях. Повезло, что Жерард задерживался. Зато я могла навещать Бурро и справляться о его здоровье каждый день. В нижний город времени заглянуть не отыскивалось, зато Хлоя сама поджидала меня в знакомом переулке и спрашивала о брате. Бурро медленно, но верно шел на поправку. Гнойник прокололи, жар спал. Целитель отпаивал мальчика зельями и обрабатывал рану заживляющим составом, я помогала Бурро есть и умываться. Неделю, обещал целитель, и мальчик сможет вернуться домой.
Неприятности, как и ожидалось, начались с приездом Жерарда. Я как всегда сильно опаздывала, но была уверена, что никто ругать не станет. С порога насторожила гнетущая тишина. В гостиной никто не сидел на диванах и не потягивал травяные отвары с плюшками. Густаво с сосредоточенным видом таскал какие-то бумаги из кабинета в кабинет, Клемент рисовал какую-то схемы за столом, Кьел и Кнут что-то возбужденно обсуждали. У Шандора, я знала, был выходной. А Сезар с девчонками проводил урок, но почему-то не в гостиной, как обычно. Все разъяснилось, когда распахнулась дверь рабочего кабинета Жерарда, и он поманил меня к себе. По каменному выражению лица я поняла, что надвигается буря.
— Ну и что ты наделала? Почему тебя даже на пару дней без присмотра нельзя оставить? — начал отчитывать он, как только за мной затворилась дверь. — Знаешь как тебя теперь в городе называют? Светлой госпожой черни.
Я виновато потупилась. Жерард выглядел еще более изможденным и осунувшимся, чем я. Видно, болезнь дочери вытянула из него все соки. А тут еще слух о происшествии в нижнем городе дошел.
— Я не придумала лучшего выхода. Простите, — с трудом выдавила я.
— Это ладно, но зачем ты наведывалась туда после?
Я подняла на него глаза. Он усиленно массировал виски, видно, мучаясь головной болью.
— Я попрошу Кнута и Кьела приготовить для вас отвар, — я попыталась ретироваться за дверь, но он схватил меня за руку.
— Нет, я сам справлюсь. Прошу, умоляю, не ходи туда больше. Не надо так рисковать.
Он до боли сжал мой локоть. Аж из глаз слезы брызнули. Останется синяк.
— Я постараюсь вести себя разумней. Пожалуйста, отпустите, вы делаете мне больно, — попыталась увещевать его я.
В этот момент дверь распахнулась, и на пороге показался Густаво.
— Вам письмо, — неуверенно пробормотал он, перебегая взглядом с меня на Жерарда и обратно.
Жерард разжал пальцы и забрал футляр с посланием.
— Это тебе, — пробормотал он, быстро пробежав записку глазами, и вложил ее в мою ладонь.
Слова расплылись у меня перед глазами, а смысл никак не хотел доходить. Все это казалось чьей-то злой шуткой.
— Густаво! Воды, скорее, — услышала я словно сквозь стену взволнованный крик Жерарда.
Почему-то стало темно, и пол под ногами будто просел. Чьи-то руки обхватили меня за талию. А в голове набатным боем отдавалось: Микаш ранен и лежит при смерти.
========== 10. ==========
Тускло чадила свеча, пуская тени хороводом по внутренностям маршальского шатра. Воск оплывал лужицей на приземистый походный столик, заваленный футлярами из-под посланий. Новая блажь Малого Совета — проверять всю переписку рыцарей. Волна предательств на юге. Нужно вычислить перебежчиков и вербовщиков чем раньше, тем лучше. Если бы они только послушали, когда их предупреждали… Одержимые — вся зараза от них. Правильно в Кодексе сказано: «Нет врага страшнее бывшего друга, чью душу захватил демон. Лишь у сильнейшего из сильных достанет мужества воспротивиться воле теней и выйти на свет после десятилетий блуждания во тьме. Только рождается он всего раз в столетие». И им точно не был ни Трюдо, ни Масферс, ни Рат. Предвестники конца. Да и вряд ли бы кто-то из них стал доверять сокровенное бумаге.
Нет, не нравилось Гэвину читать чужие письма по велению Совета. Как будто в щель спальни подглядываешь. Особенно когда письма такие. Из футляра выпал локон светлых волос, перевязанный красной нитью. Гэвин поднял их на свет: белые, почти бесцветные, очень мягкие. И это письмо… неприятно давило на совесть.
— Мастер Комри! — донесся словно из запределья звонкий голос юного оруженосца, которого еще не успел довести до седины строптивый Шаркиз. — Целители велели передать: он умирает.
Гэвин на мгновение зажмурил глаза. Головная боль, его верная спутница, затаившаяся было на время, принялась стучаться в двери с новой силой. Следовало этого ожидать.
— Я для всех отсутствую до утра, — сказал он устало.
Все равно бои уже закончились. Так близко к людским поселениям орды демонов никогда не подходят. Гэвин подхватил уже собранный мешок с вещами и, перекинув его через плечо, вышел из шатра.
Глаза быстро обвыклись к темноте, полная луна щедро заливала призрачным светом весь лагерь. Как нельзя кстати. Дорога к палатке целителей отыскалась легко несмотря на то, что реющий над ней красный флаг ночью выглядел таким же серым, как и все остальные. Гэвин отвернул полог и заглянул внутрь. Целитель и его молодой подмастерье сидели возле раненого. Его лицо было цвета восковой лужицы на столе, мокрое от испарины. Губы бледные, почти синие дрожат, шепчут тихо, но слышно очень хорошо: «Лайсве! Лайсве!»
— Он уже на грани? — ровным голосом спросил Гэвин.
— Угасает, — целитель повернул голову и вперил уставшие изможденные глаза в Гэвина. — И так продержался удивительно долго. Нужно было отнять руку. Тогда бы был шанс. Даже для сильного это слишком. К утру все будет кончено.