Так давай же, сдохни наконец и уступи мне место, чтобы правосудие свершилось!
Микаш таращил глаза и старался отдышаться. Мыслить трезво. Это всего лишь кошмарный сон. Сколько их было? Сколько еще будет?
«Не подведи! Не позволь, чтобы мои усилия оказались напрасны!» — словно издалека ветер принес отголосок полуистлевшего эха. И еще: «Я буду ждать, ты только вернись». Пальцы сами нащупали мягкий локон. Все не так! Кривое отражение! Коварный демон внутри! Почему медлит? Мог бы, давно бы уже убил.
Не обращая на злобную тварь внимания, Микаш подошел к голове Лайсве, бережно ее поднял и приставил ее к телу.
— Что ты делаешь, тупица! — демон сплюнул и попытался пнуть Микаша носком сапога, но тот оказался проворней.
Сколько раз мечтал дерзнуть еще когда прислуживал Йордену? Обхватил стопу и дернул так, что демон распластался на полу. Микаш снова принялся приставлять голову Лайсве к телу.
— Это Царство снов. Здесь все возможно. Я могу быть сильнее тебя, уверенней и умнее, чтобы не слушать той чуши, что ты несешь, — отвечал он ледяным тоном, который удивлял его самого. В ладони вдруг появилась нитка с иголкой, и он принялся пришивать голову Лайсве на место. — Я даже могу заставить тебя молчать и слушать меня. Ведь знаешь, ты такой умный и гордый, не понимаешь простых вещей. Возьмешь правосудие в свои руки, отомстишь — и ничем не будешь отличаться от них. Будешь также стяжать, также жадничать и безразлично проходить мимо чужих страданий.
Демон, кряхтя, подбирал себя с пола, пока Микаш продолжал пришивать голову к телу.
— Ничего не выйдет! У тебя ничего никогда не получится, вечный неудачник!
— Возможно, — все также бесстрастно отвечал Микаш, не глядя на демона. — Но я все равно не перестану пытаться. И, быть может, когда-нибудь даже до тебя дойдет?
— Что? — огрызнулся демон и попытался напасть, но будто наткнулся на невидимую стену.
— В мире есть и хорошие вещи: любовь, дружба, преданность, благородство, доброта, отвага, героизм. Среди высокородных — тоже. На них мир и держится, а без этого потонет в хаосе алчности, корыстолюбия и подлости. Он умрет, потому что эти вещи ни дать жизнь, ни поддерживать ее не могут. Ненависть и жажда мести порождают только еще большее зло. А я не хочу. Пока они есть со мной — Лайсве и мастер Гэвин — не хочу ни жечь, ни карать, ни нести правосудие, ни уж тем более сворачивать этот мир со своей оси. Я хочу жить и наслаждаться каждым отведенным мне мигом счастья и не думать о неудачах и обидах, ни былых, ни будущих. Такова моя воля!
Микаш оборвал нитку, закончив шитье, склонился над бездыханным телом милой, самой дорогой Лайве. Коснулся холодных мертвых губ, и солоноватый привкус крови истлел, а вместе с ним и могильная стылость. Микаш открыл глаза. Кристально-голубые глаза смотрели на него с умиротворенной улыбкой.
— Вернись ко мне, — вкрадчивый шепот пробрался в самое нутро, озарил неистовым светом.
— Я постараюсь. Изо всех сил!
Он посмотрел в разноцветные глаза скалившегося за невидимой преградой демона. Решительно поднялся. В ладонь приятно теплотой лег обтянутый кожей эфес, тяжесть стали оттянула руку. Микаш улыбнулся:
— Давай посмотрим, кто из нас сильнее.
Ринулся в бой. Скрестились клинки, заскрежетала сталь. Давно Микаш не упивался битвой, давно не сражался с такой страстью, забыв обо всех тревогах и волнениях. Только движение, тяга идти вперед, становиться лучше с каждым шагом, направляли его теперь. Зов крошечной северной звездочки в необозримой дали, ускользающее эхо призрачных голосов. Удар, блок, резкий выпад и шаг назад, отраженная в последний миг атака. Микаш знал всего его приемы, как свои собственные. Знал, как он будет парировать, куда нанесет следующий удар, всю его тактику до последнего движения предугадывал. В ритме сердца, ускориться, увернуться, обманный выпад снизу, замедление и резкий неожиданный рывок, чтобы обезоружить незадачливого противника. Меч глухо ударился об землю.
Микаш приставил острие к горлу противника.
— И все равно ты самый глупый человек в Мидгарде, — рассмеялся демон. — Нельзя убить свою тень. Без нее и ты жить не будешь.
— Зато можно подчинить, — Микаш распорол лезвием кожу, багряная капля скатилась за шиворот. — Отныне ты лошадь, а я всадник.
— Быть может, сейчас ты победил, но однажды ты увидишь, что правда на моей стороне: твои друзья только и делали, что лгали тебе и использовали. Тогда ты сам приползешь ко мне на коленях и будешь умолять занять твое места. Ибо я есть дух справедливости и возмездия!
— Заткнись и подчиняйся! Выведи меня отсюда!
— Слушаюсь и повинуюсь, мой пока еще господин! — рассмеялся он зловеще гортанно.
Свет померк. Когда Микаш вновь открыл глаза, он лежал посреди шатра. Сверху будто каменной глыбой придавило ощущение собственного тела, разбитого и обессилившего. В горле была сушь не хуже, чем в пустыне, в ушах шумело, перед глазами возникали темные пятна и никак не хотели исчезать. Микаш с трудом сделал вздох, второй, третий. Прояснилось.
Тихо потрескивали дрова в жаровне рядом, освещая внутренности тусклым светом.
— Живой? — хриплым баритоном спросил сидевший рядом маршал. Он был полностью нагой, только лицо скрывала круглая деревянная маска, обклеенная соломой. Синие глаза словно кошачьи светились в прорезях. По сухощавому торсу змеились черные татуировки. Непонятные знаки — Микаш едва различал их очертания в полумраке.
Он с трудом раздвинул челюсти. Звук из отвыкшего говорить горла извлечь удалось только с третьего раза. Пристойный — с пятого.
— Вы все видели? — просипел он в конце концов.
Гэвин стянул маску и поправил сбившиеся от пота в сосульки волосы:
— Все кроме хижины, — ответил он, доставая из-за пазухи платок и вытирая им нос.
Микаш отчетливо уловил запах солоноватый запах крови и вгляделся в ауру маршала. Обычно тяжела и плотная, почти осязаемая, сейчас она была тусклой и порванной в клочья. Как будто он… От одной мысли все переживания за глупые слова как рукой сняло.
— Вы надорвались?!
— Пройдет, не обращай внимания. Я знал, на что иду. Спасибо, что не подвел.
Микаш продолжал пристального его рассматривать. Зачем лезть в самое пекло ради никому не нужного безземельного рыцаря? Просто из приязни? Можно ли на этой надеяться и закрыть глаза на все остальное? Или это снова говорит тот демон?
— Что это за татуировки? — спросил он, плохо соображая, что еще следует сказать.
— Это? — Гэвин загадочно улыбнулся и опустил взгляд себе на живот. — Напейся до беспамятства в порту Поднебесной, и у тебя такие будут.
Микаш почувствовал, что Гэвин не до конца откровенен. Или это снова демон в бессильной ярости скребся когтями изнутри. Стоило поговорить начистоту, искренне, спросить напрямик. Может, тогда демон отстанет?
— Я видел его, своего демона, сражался с ним, почти победил, но последний удар нанести не смог. Демон сказал, что мои друзья что-то от меня скрывают, и когда я узнаю, что именно, то сам попрошу его занять мое место.
Гэвин тяжело вздохнул и отвел взгляд.
— С некоторыми вещами справиться до конца нельзя. Они умрут только вместе с нами. Вот к примеру обычные демоны, твари Червоточины — не будет их, не будет и Стражей. Также и с внутренним демоном. Пока есть борьба, есть и личность. Одна половина может подавить другую, запрятать вглубь, но убить — никогда.
Он замолчал, чтобы перевести дух и снова принялся вытирать нос платком. Видно, кровотечение не хотело останавливаться. В сумраке Микаш не мог разглядеть, да и зрение подводило.
— Вы не ответили на вторую часть вопроса.
— Ты очень настырен для того, кто только выбрался с того света, — Гэвин снова сделал паузу, окидывая Микаша своим леденящим пристальным взглядом. — Мы больше всего скрываем от самых дорогих людей, никогда не замечал? Боимся их расстроить или потерять их расположение. А есть такая правда, сказать которую непереносимо тяжело. И мужества на это требуется гораздо больше, чем встретиться лицом к лицу с ордой демонов. Душевная боль всегда страшнее и сильнее телесной.
— Но ведь больно также и тому, кому врут. И когда правда всплывет, а она все равно всплывет рано или поздно, ему будет во стократ больнее.