— Если вы подставите его незаслуженно, клянусь, я сделаю так, чтобы все узнали, какой вы лжец на самом деле.
Он не отвел взгляд. Поставил локти на стол, сцепил пальцы и положил на них голову, в упор глядя на меня. Или мимо меня, на тень за моей спиной. Словно силился разгадать или увидеть там незримое нечто.
— Ладно, давайте не будем тратить время даром и забивать вашу прелестную головку тем, что там быть не должно, — он отвел взгляд и широко зевнул, прикрывая рот рукой. — Завтра я отправлю вашему отцу письмо, что вы нашлись. Последние два года он никому в ордене покоя не давала с требованиями, чтобы вас отыскали и вернули домой. Как вы, наверное, уже слышали, я отправляюсь в поход через пару дней вместе с Сольстисом и всеми своими людьми, но за вами присмотрят. Неделю погостите здесь, пока для вас соберут эскорт до Белоземья. А там найдут для вся более подходящую партию, потому как наследник милорда Тедеску явно показался себя недостойным.
— Я не вернусь домой. Я не для этого проделала весь этот путь, — я решительно сжала ладони в кулаки. — К тому же, замуж меня не возьмут, потому что я уже не невинна.
Гэвин поперхнулся и рассмеялся в голос:
— Откуда вы только такие наивные взялись на мою голову, что вы, что ваш друг. Кому сейчас какое дело до невинности невесты? Некоторых вон и вовсе на сносях замуж выдают. Главное — сохранить видимость благочестия, остальное — несущественные детали.
Я все это уже слышала. Недовольно поджала губы. Ну и пусть так живут те, кто хотят, я хочу по-своему, по-настоящему, искренне, безо всякого притворства.
— Не смотрите волком Это для вашего же блага. Этот город не место для юной наивной девочки, здесь обитают такие твари, что многие демоны им даже в подметки не годятся. А дом, семья, дети — может, сейчас вы этого не понимаете, но потом все равно приедет к этому — большего счастья в жизни нет и не будет. Вы ведь достойная девушка, и я бы даже предложил выдать вас за кого-то из моих сыновей, но они еще слишком малы для женитьбы.
— Я все равно останусь, — отрезала я, встала и развернулась на каблуках, показывая, что разговор окончен и это мое последнее слово.
— Хорошо, время уже позднее… или ранее, нужно хоть пару часов поспать. Ступайте. После сна на все мудрее смотреть будете.
Вошел Сольстис, явно поджидавший под дверью.
— Отчет доставил в лучшем виде, помощник Жиглиуса на две минуты позже прибежал, — улыбаясь, доложил он. — А вам письмо.
— Что еще? — встревожился Гэвин, снова потирая переносицу, а потом и виски. Голова что ли заболела от недосыпа? — Не сейчас — все после сна и посвящения.
— Это из дома. Вам понравится перед сном, — улыбка Сольстиса стала шире.
— От милой Пенни? — Гэвин неожиданно взбодрился. — Почитай мне.
Сольстис достал из кожаного футляра скатанный в трубочку лист и принялся читать, пока Гэвин устало прикрыл глаза:
«Дорогой мой любимый муж, как у тебя дела? Хорошо ли ты питаешься, достаточно ли спишь? Приглядывает ли за тобой Сольстис, чтобы ты не работал по ночам?
У нас все хорошо. Лето мы провели в моем тихом загородном поместье в Озерном крае. Мой целитель говорит, что свежий воздух полезен как для меня, так и для наших малышей. Но на зиму приходится перебираться в город, потому что здесь становится холодно. А в городе мы все по тебе скучаем еще больше.
Дэвид уже пошел и сказал свое первое слово «папа». Видно, негодник Бран подучил. Они очень близки. Зря ты так переживал из-за этого напыщенного индюка Гвидиона. Мы нашли для Брана лучшего наставника, который хотя бы его не пугает. Будет сильный воин, такой как ты. Мы все об этом мечтаем. Бран даже нарисовал для тебя картинку, как он побеждает своего первого демона. Отсылаю ее с письмом.
Удачи тебе в новом походе. Уповаю, что после него у тебя достанет времени навестить нас. Хотелось бы, чтобы Дэвид не только знал слово «папа», но еще и как он выглядит.
Люблю, целую, скучаю.
Всегда твоя, Пенелопа Комри».
Сольстис передал Гэвину рисунок. Я не сдержала любопытства и тоже заглянула в него. Черными чернилами на нем был изображен человечек с мечом, стоящий над разорванной в клочья кляксой.
Лицо Гэвина просветлело и смягчилось:
— Милая моя заботливая женушка. Чиркни ей что-нибудь теплое и воодушевляющее в ответ.
— Если вы ее так любите, то почему не напишете сами? И почему приезжаете домой только раз в полгода между походами? — не сдержалась я. Все они такие, одинаковые, даже лучшие из них.
— Реже, — Гэвин поморщился, словно мой голос резанул по ушам и снова принялся массажировать переносицу. — Девочка-совесть, ступай спать. Нам всем уже пора.
И то правда. Я уже сама валилась с ног. Это была необычайно длинная ночь.
Слуги отвели меня в маленькую гостевую комнатушку, сухую, хорошо протопленную и в кои-то веки с застланной свежим бельем кроватью. Я повалилась на нее, едва успев снять верхнюю одежду, и тут же уснула. Разбудили меня, казалось, всего через пару мгновений. Сольстис стоял в дверном проеме и наблюдал, как слуги приносят мне одежду, завтра и таз для умывания.
— Если хотите попасть на церемонию вашего друга, вам нужно поторопиться, юная госпожа, — любезно напомнил он и удалился, позволив мне заняться собой.
Пришлось исполнять утренний церемониал на скорую руку. От платья хотелось отказаться, но я не решилась. Вроде как в гостях, за презрение к этикету могут и выставить. К тому же оно было не слишком претенциозное: нижнее платье из плотного желтого сукна с рыжеватым оттенком, верхнее — приталенное красно-коричневое с широкими рукавами до середины локтей. Оно было сильно мне велико, особенно в талии и висело мешком. Короткие волосы заставили скрыть под платком, а сверху надеть позолоченный обруч. Ничего, я ведь обещала Микашу придти, значит, смогу и потерпеть немного.
Сольстис не повел меня в зал для посвящений через парадные двери на первом этаже. Вместо этого мы завернули по узкой боковой лестнице на второй этаж на маленький балкон.
— Женщины в церемониальные залы не допускаются, — извиняюще развел руками Сольстис.
— Да, я знаю, не вчера родилась, — пробормотала я, про себя сетуя, что не догадалась спросить у Безликого об этих странных порядках.
Сольстис ушел, а я подалась вперед, к самым перилам. Церемония уже началась. Через двустворчатые парадные двери в зал вошло несколько человек: вчерашние дознаватели-телепаты, Стражи из отряда, сам маршал. Всего полдюжины на огромный пустой зал, увешанный начиненным до блеска оружием и устрашающими трофеями. На церемонию посвящения обычно собирались толпы: посвящали сразу несколько рыцарей из незнатных родов (знатные посвящались либо в большом зале, либо в собственном замке), приходили всех их родственники, даже самые дальние, близкие друзья и даже просто знакомые. Устраивали знатный пир. Микаш же входил в двери совсем один, искал кого-то глазами. Наконец, поднял голову и, заметив меня, счастливо улыбнулся. Отмытый, гладко выбритый, со стянутыми в пук на затылке волосами, одетый хоть и не в дорогую, но добротную одежду: черные бриджи, заправленные в высокие сапоги, коричневый жилет поверх белой рубахи и широкий плащ Стражей на плечах. Теперь сложно было представить, что это тот самый косматый и неотесанный простолюдин, которого я приняла за медведя в утгардской пещере.
Микаш замер на пороге, дожидаясь, когда его подзовут к пюпитру, на котором лежал толстый фолиант Кодекса, чтобы произнести клятву. Гэвин перелистывал страницы, остальные Стражи с торжественными лицами стояли по бокам от него, заложив руки за спиной. Тоже ждали. Наконец, маршал сделал жест рукой, и Микаш пошел к нему медленным церемониальным шагов, держа спину неестественно прямо.
Гэвин поднял взгляд, и мы встретились глазами. Уголки его губ едва поднялись кверху в едва заметной усмешке. С балкона его можно было хорошо разглядеть, тем более день выдался на удивление ясным и дневной свет переполнял зал настолько, что даже свечей зажигать не требовалось. Только теперь я поняла, кого одержимые называли синеглазым. Вчера, наверное, от усталости было не так заметно, но сегодня его глаза полыхали изнутри сапфировым светом, пронзали насквозь, словно видели в людях то, что те даже от себя скрывали. Черты такие правильные и острые, что казалось, об них можно порезаться. Соразмерные и гармоничные, как будто на лбу большими буквами выведено: «порода». Прямые смоляные волосы тронула ранняя седина на висках. В уголках глаз прорезались морщины. Но вчера он показался мне старше, возраста моего отца, усталость, ответственность, должность внушительная. А на самом деле ему, должно быть, не больше тридцати пяти, хотя и заметно, сильно заметно, что он работает на износ и не желает дожидаться старости.