Я молчала. Не спешила поворачиваться к нему лицом, хотя была уже полностью одета.
— Я понимаю, когда кто-то из моих балбесов ходит туда курить опий или развлекаться с продажными девками, но тебе-то там что понадобилось? – не унимался Жерард.
— Демон напал на людей. Долг Стражей… – залепетала я, все также не смея обернуться.
— Ты не Страж, а они не платят десятину. Вот пускай сами и разбираются со своими проблемами. Почему ты не слушаешь меня? Почему не хочешь понять? Твоя жизнь гораздо ценнее, чем жизнь любого рыцаря и за грязную чернь ее точно отдавать не стоит. Уж поверь моему опыту, они не скажут спасибо, наоборот, они воткнут нож тебе в спину, как только ты отвернешься.
— Да мне ничего и не нужно, — я пожала плечами и повернулась.
Выдержала его тяжелый взгляд. Я понимала его чувства. Он рассказывал про своих родителей, которые предпочли остаться в Сальвани, чтобы лечить раненых, и погибли от рук бунтовщиков. Но ненавидеть всех из-за нескольких негодяев я не могла. Возможно, это не затронуло меня так близко.
— Они тоже люди, также испытывают тоску и боль и также нуждаются в утешении и защите. Я не могу по-другому. Простите.
— Давай так. Если мы достигнем нашей цели, если ты достучишься до Безликого, то спасешь нас всех. Но если ты погибнешь, вытаскивая парочку своих нищих друзей из очередной заварухи, то лишишь шанса на спасение всех остальных. Почувствуй, наконец, эту ответственность и научись соизмерять жертвы с поставленной целью. Ставки очень высоки.
Я упрямо кусала губу. Как же это сложно – быть всеобщей спасительницей и не мочь помочь близким. Не думала, что до такого дойдет.
— Я понимаю. Я могу быть свободна?
— Иди, что с тобой сделаешь? – Жерард устало махнул рукой, и я ушла заниматься вместе с девчонками.
Взбучка от мастера Жерарда все же возымела действие, хоть и не до конца. Ферранте я больше не донимала, но вот с Хлоей общаться не перестала, тем более она ходила за мной по пятам, заглядывала в глаза, как нашкодившая собачонка, даже грозилась пойти во дворец судей и признаться во всех своих мелких грешках, чтобы ее уж точно вздернули на виселице, если я ее не прощу. Я понимала, что она как всегда чудовищно переигрывает, но в конце концов сдалась и простила. Рана благодаря мастеру Жерарду затянулась очень быстро, и в мои выходные мы с Хлоей снова гуляли по нижнему городу.
— Можешь радоваться: к этому тупому единоверцу больше никто не ходит. Он теперь вещает для пустых каменных стен, — ехидно посмеиваясь, сообщила она мне последние вести.
Я пожала плечами, сожалея, что так и не удалось ничего выведать о таинственном боге единоверцев. Но, наверное, мастер Жерард прав. Тяжело убедить человека, что ты ему не враг, если он предубежден против тебя.
— Чему тут радоваться? Он хотел сделать вашу жизнь чуть-чуть лучше, пускай и избрал для этого не самый удачный способ.
Хлоя фыркнула.
— Ты слишком добрая. Доброта – это глупость. На добрых все ездят, а вы и слова против сказать не смеете. Лучше быть злым. Чуть что, как вдаришь по сусалам, так никаких предъявок к тебе строить не будут. Ну же, я видела, ты можешь, как с тем демоном!
— К сожалению, не все проблемы можно решить силой, даже с демонами.
— Можно еще схитрить и что-нибудь свиснуть, — тут же нашлась она и достала из рукава сахарный крендель.
— Ты что своровала его у торговки?! Хлоя!!! – вознегодовала я.
— Светлая госпожа! Светлая госпожа! – взволновано позвал кто-то у нас за спинами. – Погодите.
Раздались спешные шаркающие шаги. Мы с Хлоей одновременно обернулись и тут же напряглись. К нам спешным дробным шагом направлялся Ферранте собственно персоной. Помятый, осунувшийся и уже совсем не такой самоуверенный.
— Вы не приходили на проповеди, — сбивчиво начала он, пытаясь отдышаться. Нагрузку-то совсем не держит.
— Вы дали понять, что мне не рады, — я безразлично пожала плечами и уже собралась уходить.
— Приходите сегодня. Мне есть, что сказать.
И ушел. А мы с Хлоей остались стоять, удивленно переглядываясь.
— Ну хоть поржать сможет.
— Ржут только лошади, Хлоя.
К полудню мы выбрались на площадь с фонтаном. Сегодня она была пустынна за исключением возвышавшегося на помосте Ферранте. Дурацкие предположения Хлои, что он заманивает нас, чтобы убить, я тут же отмела. Такие если и убивают, то только когда сильно перепуганы, а от него сегодня разило спокойствием и даже смирением.
— Больше никого нет, — заметила Хлоя и почему-то стушевалась.
— Ничего, мне достаточно, что пришли вы, — Ферранте добродушно улыбнулся, совсем как в первый день, прочистил горло и начал свою речь: — Сегодня я хочу поговорить о рабстве.
— Оно запрещено во всем Мидгарде, — напомнила я.
Ферранте качнул головой.
— Не о том рабстве. Слушайте. Я родился в далеком южном городе на берегу океана в семье одного из первых проповедников нашей веры. Я впитал ее с молоком матери, а еще с детства познал ненависть и презрение окружающих. Страхом была пропитана вся наша жизнь, как портовый воздух солью и рыбой. Мы боялись Стражей, а они еще пуще боялись нас. Гнали отовсюду, а кто сопротивлялся – вешали. Мой отец был мирным, он не хотел войны, он хотел просто жить и рассказывать всем, кто желал слушать, о своей вере. Так же хотели и другие наши братья по вере. Где-то какое-то недоразумение, стычка, а может и вовсе кто все подстроил — город будто вспыхнул ненавистью к нам, хотя никто из нас не жаждал поднимать оружие.
Я до сих пор помню насаженные на кол тела наших соседей и друзей, когда мы покидали город, чтобы никогда в него не вернуться. Я спросил у отца: «За что они так ненавидят нас? Почему не видят, что мы не хотим ничего дурного?» «Они рабы своих идей, — ответил мне тогда отец. – Слепцов можно только пожалеть – они никогда не увидят света». Тогда я решил, что никогда не буду рабом. Мои уши чутко слышат, глаза остро видят, а разум ясно понимает. И все же я не смог. Мое предубеждение, мой страх взял верх надо мной и я судил поспешно. Я был рабом, глухим безумным слепцом, но хочу прозреть и освободиться. Простите меня.
Ферранте низко поклонился. Я смущенно переглянулась с Хлоей.
— Да ну мы все… погорячились.
— Расскажите мне… ну… про вас… и тех… хм, демонов? Я хочу понять.
Я улыбнулась. И все-таки получилось. Мастер Жерард был неправ, мы не такие уж и разные.
========== 12. ==========
Пришло время возвращаться в свой отряд. Трепетно и радостно стало на душе, когда целители все-таки подписали его уже десятое по счету прошение и отпустили с миром. Насвистывая под нос задорную песню, он шел через весь лагерь. Завтра построение и инструктаж, а потом в бой. От нетерпения все внутри трепетало. Казалось, целую вечность он отлеживался и прозябал на скучной штабной работе. От отчетов уже рябило глаза: сколько провианта истрачено и осталось, оружие, скот, возы и телеги, подсобные работники, целители, воины, раненые и павшие. Все нужно было пересчитать и учесть, проверить и перепроверить, чтобы никто не проворовался и не устроил непотребств. Выслушать все жалобы и предложения. Потом донести до высокого начальства в лице маршала за партией в шахматы, и так, чтобы ничего лишнего и ничего не упустить. Еще и чужой работы стремились навесить, видя, что он не отлынивает, а старается.
На редких приемах Гэвин лишь посмеивался. Складывалось впечатление, что он просто издевается, испытывает терпение. А может снова чему научить хотел? Что армия – это такое большое существо, состоящее из многих органов, которые должны работать слаженно, чтобы тело двигалось, сражалось с демонами. Кажется, что воины тут главное, но убери ты хоть какое-нибудь звено – оружейников, поваров или конюхов – и ничего работать не будет. Все разные, каждого нужно понять, к каждому найти свой ключ. Составить в голове полную картину, просчитать все варианты на много ходов вперед… Голова шла кругом, но Микаш только крепче стискивал зубы, снова и снова делал больше, чем просили. И заваливал целителей прошениями вернуть его в отряд.
- Хорош киснуть, - усмехнулся его заморенному виду Гэвин на последней встрече, лихо сняв пешкой ладью и почти не оставив Микашу фигур для маневра. – Как твоя рука? Меч держать можешь?