А ещё как-то не по себе ей было: уже третий день, как напала странная дурнота, и при взгляде на еду прямо-таки начинало мутить. Даже готовить было неприятно — запах готовящейся еды не вызывал никакого аппетита и даже раздражал, и поэтому, наверное, каша у неё вчера пригорела… Да неужели же всё это от волнения?
Но если все три предыдущих дня Рыске просто было слегка нехорошо, то сегодня, увидев издалека и, конечно, узнав, разбросанную между невысокими холмами родную веску, девушка почувствовала себя настолько плохо, что чуть было не свалилась с коровы.
— Что с тобой? — спросил её Альк, мгновенно заметив неестественную бледность лица девушки. Но Рыска смогла лишь помотать головой. Говорить было невозможно — воздуха отчего-то не хватало. Она кое-как сползла с коровы и остановилась с ней рядом, вцепившись в узду.
— Я… наверное… из-за краденой коровы переживаю… — прошептала она, слегка отдышавшись.
— А, так значит, всё-таки, краденой? — подловил её Альк, — а говорила, что заработала!
Но развить тему ему не удалось: приглядевшись к Рыске, он лишь вздохнул, по страдальческому выражению лица догадавшись, что ей действительно плохо, и дело тут совсем не в корове. То, что подсказал ему дар, заставило белокосого сначала вздохнуть, а спустя ещё щепку — хмуро улыбнуться. Он спешился, подошёл к ней. Рыска, судорожно сжимая коровью узду, стояла, глядя перед собой и дрожала всем телом.
— Ну, ты чего? — спросил белокосый, разворачивая девушку к себе и обнимая.
— Я боюсь… — всхлипнула она, прижавшись к нему, — что теперь будет?
— Да успокойся ты, Рысь, ничего не будет, — заверил её Альк, уже понимая, что будет, ещё как будет… да только не то, чего она боится! — Так пойдём или нет? — спросил он ворчливо, лишь бы отвлечь.
— Конечно, пойдём, — Рыска шмыгнула носом, — зря, что ли, такой огромный путь проделали? — она отстранилась, хмурясь, поправила на себе одежду. — И зачем я только увела эту проклятую корову? — с горечью спросила она сама себя.
— Да забудь ты про неё! — в сердцах рявкнул Альк. — Давай, показывай, где твоя изба! — велел он.
— Вон там, — девушка весьма неопределённо махнула рукой куда-то вдаль, — только пойдём пешком, пожалуйста, а то у меня перед глазами всё кружится. От голода, наверное… — и она, продолжая смотреть в землю, словно на эшафот, двинулась в сторону так называемого «родного дома».
Альк покачал головой и пошёл за ней. Идея с посещением Рыскиной вески не нравилась ему изначально, как только об этом зашла речь, а теперь он окончательно уверился, что нечего было здесь делать… Но отговорить упёртую девчонку у него так и не получилось, а воздействовать на неё как раньше было уже нельзя.
***
— Мама… — дрожащим голосом позвала Рыска из-за забора.
Черноволосая женщина, вздрогнув, медленно, словно не веря, подняла голову, оставив свою работу — обрывание морковной ботвы, оглядела дочь, перевела глаза на её спутника… а в следующую щепку вскрикнула и опрометью бросилась в избу, попутно хватая за руку и увлекая за собой помогавшего ей сына. В избе тут же загремел, опускаясь на петли, засов, единственное выходящее на улицу окно задёрнулось занавеской — и тут же уголок её слегка отполз в сторону: страх страхом, а любопытство-то сильнее!
— Ну что ж, весьма радушно, — буркнул себе под нос Альк. Хотел сказать какую-нибудь гадость в своей любимой манере, но обратил внимание на Рыску — и не стал. Девушка стояла, опустив плечи и молча плакала — вернее, слёзы сами по себе текли по её лицу.
Вот это да!.. И главное — за что? Альку вдруг показалось, что с ним отец даже ещё мягко обошёлся, — по крайней мере, прежде, чем выгнать, поговорил с сыном, объяснил, что случилось, а тут… Ну, теперь понятно, почему Рыска предпочла уйти в неизвестность, а не вернуться к родителям. Саврянин в жизни бы этого не признал — не то, что вслух, а даже в мыслях, но в этот момент ему вдруг захотелось взять назад все сказанные Рыске обидные слова по поводу её происхождения, воспитания, образования и тому подобного: просто стало жаль девушку и всё.
Альк взял Рыску за руку, легонько сжав её ледяные пальцы.
— Пойдём, — тихо сказал он ей.
— Ты видел? — прошептала она, задыхаясь от подступающих рыданий, — даже… даже не поздоровалась! — всхлипнув, она уткнулась ему в плечо.
— Видел, видел, — покивал белокосый, обернувшись на занавешенное окошко, — пошли скорее. Нечего устраивать представление напоказ, пусть не радуются!
— Я не могу, Альк… — не своим голосом вымолвила она.