Радостная встреча родственников. Расчёт. Прощальное рукопожатие, пожелание всего наилучшего… Одинокая дорога обратно.
— Я не пойду туда… — прошептала Рыска, снова попытавшись высвободить руку.
— Я тоже, — почему-то произнёс Альк в ответ.
Девушка не успела удивиться услышанному, потому что из-за каменных створок, открывшихся, как оказалось, всего лишь на какую-то щель, вышел человек — тот самый, которого она успела увидеть тогда, несколько недель назад, в дворцовом саду.
— Здравствуй, отец, — первым поприветствовал его Альк почему-то по-ринтарски, при этом не спеша делать шаг навстречу или протягивать для приветствия руку.
А этот чужой, незнакомый, отчего-то пугающий Рыску мужчина, одетый, похоже, в домашнюю, но всё равно невероятно дорогую и красивую одежду, остановился напротив сына, скрестив руки на груди и вперив в него взгляд.
— Явился, — наконец, произнёс он, покачав головой в подтверждение сказанного. — Ну и как?
— Как видишь, — дерзко бросил Альк, тут же гордо вскидывая голову.
— Скверно, — заключил господин посол, слегка пожав плечами.
— Может быть, для начала, впустишь нас? — спросил Альк отца. И Рыска почувствовала, что и так холодная рука Алька стала словно бы ещё холоднее. А в следующий момент ледяные пальцы вдруг разжались…
— Нас? — переспросил господин Хаскиль, несколько ехидно улыбнувшись и склонив голову на бок. — Я правильно тебя понимаю?
— Правильно, — с вызовом ответил Альк.
Бедная девушка стояла ни жива, ни мертва. Что такое происходит, она не могла понять, но ей отчего-то становилось всё страшнее. Теперь уже она сама нащупала руку Алька и вцепилась в неё. Белокосый бросил на неё быстрый взгляд, но руки не отдёрнул — наоборот, снова сжал её ладонь.
А ей-то всё это представлялось совсем по-другому… думала, сейчас всё семейство за ворота высыпет, и радости от возвращения сына домой конца не будет! А оно вон как, оказывается…
— Зачем ты пришёл? — спросил господин Хаскиль, нахмурившись. — Я, кажется, доходчиво объяснил: уйдёшь в свою Пристань — и можешь жить, как тебе заблагорассудится, но чтоб ноги твоей здесь больше не было!
— Всё изменилось, отец… — начал Альк.
— Вот именно: всё изменилось! — сверкнув глазами, с нажимом произнёс посол, не дав сыну договорить. — И изменилось даже не представляешь, насколько, так что теперь и подавно можешь идти, куда хочешь. Ты лишён дворянского звания, всех своих привилегий, а также наследства. — Мужчина с нескрываемой брезгливостью оглядел Рыску. — Как я вижу, круг твоего общения полностью соответствует и твоему образу жизни, и внешнему виду, и новому положению.
Господин Хаскиль, не тратя больше слов на недостойных, развернулся и направился к воротам.
Альк молча, стараясь держать себя в руках, смотрел ему вслед, а Рыска исподтишка поглядывала на него и чувствовала, что случилось что-то очень и очень нехорошее, и дело тут вовсе не в том, что уже произнесено…
— Дай хотя бы с матерью повидаться! — бросил Альк вслед отцу. Тот вдруг замер у самых ворот и словно окаменел на миг, поникнув головой.
— Вспомнил… — уронил он с горечью, — а вот в том-то всё и дело… — посол обернулся. — Нет её, Альк!.. Уже полтора месяца, как нет. Как получила письмо от деда, прочитала, что случилось с тобой, так замертво и упала.
Слова отзвучали и как будто повисли в воздухе. И словно бы ничего не изменилось в этом мире: всё так же пели птицы в кронах деревьев, обрамляющих замок, доносились бодрые голоса весчан из ближайшей вески, коровы продолжали объедать с дерева листву, безбожно жарило солнце, ветер дул с юга… и всё же мир в эту щепку стал навсегда другим — по крайней мере, для Алька, замершего в крайнем удивлении. И для Рыски, для которой его боль уже давно была намного больнее собственной.
Наверное, подумалось девушке, такие вещи нельзя говорить во всеуслышание. Наверное, посол не должен был так делать, потому что это больно. И неудобно…
Альк, поражённый, всё не мог сойти с места, а его отец продолжал, ни на кого не глядя:
— Я многое мог бы простить тебе, и, честно говоря, все эти годы надеялся, что ты образумишься и в конце концов вернёшься домой. Но это!.. — он вздохнул, помолчал. — Ты знаешь: мы с твоей матерью прожили душа в душу без малого тридцать лет. Она была для меня дороже всего, что я имею в этой жизни, дороже всех вместе взятых людей… И дороже тебя! — он снова прожёг сына взглядом. — Её смерть на твоей совести, поэтому… уходи! Я не хочу тебя больше видеть. Лучше бы и в самом деле умер ты, а не она. — посол отвернулся. — Уходи, — глухо повторил он и исчез за створками ворот.
Когда загремел, закрываясь, засов, Альк медленно разжал пальцы и выпустил Рыскину руку, взглянул на девушку каким-то нечеловеческим, затравленным взглядом и медленно пошёл к своей корове.