— Неужто любишь его? — спросила Фесся.
— Люблю — не то слово, — глядя на звёзды, проговорила в ответ Рыска: то, как она относилась к этому человеку, в это обыкновенное слово в её понимании уже не укладывалось.
— И в Саврию с ним жить поедешь? — изумилась подруга.
— Поеду, куда скажет, — заверила девушка, теперь в полной мере осознавая значение поговорки о том, что с милым рай и в шалаше.
На перекрёстке
День выдался ясный и погожий, тёплый и солнечный, но всё равно уже очень похожий на осенний: было в нём невероятное спокойствие и умиротворение, — почти такое же, как в глазах самого отшельника.
В полдень старик с удовольствием прогулялся вдоль сжатого поля, затем пообедал и немного вздремнул, а вечером вышел на крыльцо скита и уселся с книгой на чисто вымытой верхней ступени — не столько почитать, сколько полюбоваться на закат… И был немало удивлён, когда в вечерних сумерках, вдалеке, там, где сходились перекрёстком две пыльных дороги, увидел группу белокосых всадников, — как ни верти, его соотечественники в Ринтаре появлялись всё же не так уж часто. Впрочем, подъезжать близко к жилищу отшельника всадники не стали — кроме одного, того, что ехал впереди всех остальных.
Высокий белокосый мужчина, на вид пятидесяти с небольшим лет осадил корову прямо у крыльца и, спешившись, с вызовом и некоторой брезгливостью посмотрел на старика: то, чему тесть решил посвятить себя в старости, Хаскиль не одобрял, хотя и в отличие от своего сына, слова на эту тему никогда раньше не произносил, боясь расстроить супругу… Но теперь и это было неважно!
— Где он? — не поздоровавшись, сразу же спросил посол.
Старик захлопнул книгу и ответил прямым взглядом и лёгкой, почти радушной улыбкой.
— И тебе доброго вечера, любезный зять, — проговорил он в ответ. — С чего это ты вдруг опомнился? — спросил он, но всё же добавил: — Далеко отсюда, не волнуйся.
— Я спрашиваю: где он? — повторил мужчина, повысив голос и подходя ближе.
Бывший путник отложил фолиант и поднялся на ноги.
— Зачем тебе это знать? Ты же выгнал его, — проговорил он.
— Если Вы мне не скажете добром, я буду вынужден применить силу, — пообещал Хаскиль.
— Да, валяй, — разрешил бывший путник, издевательски и абсолютно бесстрашно улыбнувшись. — Только и осталось тебе, что перерезать горло старику. Я понимаю, что произошедшая беда тебя сломила, но это ведь не значит, что в ней нужно обвинять всех вокруг! И да: эта беда, чтоб ты знал, не у тебя одного произошла! И если про себя я даже уже не говорю, то Альку-то моя дочь матерью была, а ты…
— Молчать! — сорвался на крик посол. — Все беды в моей семье — только от Вас! Это из-за Вас умерла моя жена! Это Вы забили голову моего сына своей Пристанью! Это уверовав в Ваши бредни, он сбежал! А теперь Вы ещё и, как я понимаю, попустительствуете ему?.. — он умолк, тяжело дыша. — Скажите где он, или я… Вас убью, клянусь!..
— Где-то я такое уже слышал, — усмехнулся старик. — Я не боюсь тебя, и ты это прекрасно знаешь. — добавил он. — Но я скажу тебе, где Альк. Думаю, он уже добрался до своего нового дома…
— Какого это дома? — вскинулся посол.
— Того самого, в который ты приходил просить руки моей дочери, — вздохнул отшельник. Помолчал, глядя куда-то вдаль. — И ведь я тогда уже знал, к чему всё это приведёт! — проговорил он, покачав головой, — но она так любила тебя! Разве я мог отказать или вмешаться…
— Меньше слов! — рявкнул посол. — Он с… этой?
— Её зовут Рыска, — с нажимом произнёс старик, снова встретившись с зятем глазами.
— Да мне наплевать, как её зовут! — взвился мужчина. — Зачем Вы отдали ему тот дом? Как вообще могли допустить такое? Я хотел, чтобы он почувствовал, как плохо без денег, без семьи и без жилья, приполз ко мне на коленях, а Вы… — Хаскиль ещё много чего хотел бы сказать, но отшельник не дал ему договорить:
— А я считаю, — с нажимом, но так и не повысив голоса, произнёс он, — что на то мы и старшие родственники, чтобы помочь своему сыну и внуку, когда он в этом нуждается! Да и пожалеть его немного не помешает, коль на то пошло — ведь матери, которая могла бы это сделать, у парня больше нет! И мне жаль, что до тебя такие простые вещи так и не доходят, хотя ты и чрезвычайно умный человек, — он помолчал, буравя зятя взглядом. — Да, я подарил ему свой дом, пусть это и не ахти чего: у него скоро свадьба, пусть поселится там с женой…