— Да я же… не помню уже ничего! — Рыска чуть не плакала. С тех пор, как они с Альком отправились в замок, практиковаться в языке ей в самом деле было негде и не с кем.
— Ты всё вспомнишь, если немного подумаешь, такое не забывают, — заверил Альк и добавил, обращаясь уже к тётке: — Извините, тётушка, Рыска ещё плохо говорит на нашем языке, Вам придётся её немного ему обучить.
— С радостью! — ответила более понятливая тётя Мирра и улыбнулась девушке, — иди спокойно по своим делам, у нас всё будет хорошо!
— Вот и замечательно, — кивнул белокосый и исчез за дверью.
Рыска осталась с тётей Миррой, чувствуя себя залезшей в дом воровкой, пойманной прямо на месте преступления и потому, опустив глаза, застыла в дверном проёме. Однако женщина оказалась очень милой и весёлой, хотя и не похожей на прежде знакомых девушке женщин: это была уже не служанка, не горожанка, не рыночная торговка, — это была дворянка Хольга знает в каком поколении, истинная госпожа, хотя и не чурающаяся простой работы и ни капельки не надменная. Прямо вспомнилось, как Альк говорил однажды, что господин должен уметь то же, что и его слуги, только ещё лучше, и стало ещё приятнее от общения с тётушкой.
А с саврянским языком выходило намного проще, чем Рыске думалось: он вполне поддавался вспоминанию, и уже через пару лучин Рыска совсем перестала стесняться и вместе с новой знакомой принялась за дело, попутно освежая свои знания.
Так прошёл день, второй, третий… неделя. Всё вокруг совместными стараниями преображалось на глазах, а Рыска всё отчётливее понимала: счастливее, чем сейчас, она в жизни не была. Разумеется, кое-что омрачало и это безоблачное счастье: здесь, в саврянском городе, среди тех, кого раньше она не только называла, но и считала господами, Рыска как никогда чувствовала, что она — просто весчанка, полуграмотная девка, и что своему будущему мужу ну никак не ровня! Порой, когда девушка оставалась одна, её уносило в размышления о том, зачем же Альк женится на ней, и ответ на этот вопрос напрашивался сам собой: она от него беременна, а он — так или иначе, с титулом или без — благородный господин, и потому обязан узаконить отношения с матерью своего будущего ребёнка, и никакой другой причины тут нет. Чтобы отогнать эти чёрные мысли подальше от себя, Рыска старалась не сидеть без дела, и это ей вполне удавалось, — уж чего-чего, а работы тут было хоть отбавляй.
Дедушкин дом был хорошим, добротным, построенным на совесть, из дикого голубовато-серого камня, добытого в этих же самых, близлежащих горах. С южной стороны почти всё строение заплетал коровий виноград, листья которого осень раскрасила в яркие пурпурные тона, и смотрелось это очень красиво. Девушка, выйдя как-то раз во двор, долго любовалась на этот живописный вид, качая головой.
— Нравится? — спросила, тётя Мирра, подходя к ней сзади и укрывая Рыскины плечи своей шалью.
— Очень… — тихо проговорила Рыска, благодарно посмотрев через плечо на женщину и уютно закутываясь в пуховое полотно. — Интересно, а можно всё так и оставить? Альк не будет против?
— Конечно, можно, — с улыбкой ответила женщина, — тем более, моей покойной сестре тоже всегда нравилась эта повитель. Эх, жаль не дожила она, бедная… Сейчас бы так радовалась за вас!.. — тётя Мирра вздохнула, смахнув непрошеную слезу. Рыска, теперь уже по обыкновению, тут же распустила нюни за компанию, да вот только парой слёз тут не обошлось: девушка заревела коровой, в голос, собирая в одну кучу всё, что было и не было сразу.
— Эй! Ты что! А ну-ка, успокойся! — спохватилась тётя Мирра. — Я-то тоже, дура старая, довела девочку, расстроила! Не плачь, милая, тебе нельзя волноваться! — она обняла рыдающую Рыску, не зная, как её успокоить, погладила по плечам, стала уговаривать. Но от этого девушка плакала только горше:
— Аааа!.. Бедный Альк… отец его выгнал… ни за что!.. Даже на могилу не пустил! — причитала она, — а он переживает… и молчит… Я же чувствую!
Женщина, быстро сообразив, что ничего утешениями не добьётся, стала поддакивать ревущей девушке и потихоньку-помаленьку увела её в дом, где усадила на кухне в старинное кресло возле камина и подала стакан воды. Рыска, не глядя, выпила всё и, наконец, перестала плакать — только долго ещё судорожно всхлипывала, не в силах успокоиться.
— Ну, всё, всё, — снова обняв девушку, заговорила тётя Мирра, — успокойся, моя хорошая, тут уж ничего не поделаешь, — печально вздохнула она. — Альк взрослый и сильный, он переживёт. А тебе надо думать о малыше! Если ты будешь так часто плакать, он тоже родится плаксой и совсем не даст тебе спать по ночам.
Рыска подняла удивлённые глаза, а потом вдруг опустила их, зарделась.