Рыска теперь поняла: Альк почувствовал, что его не примут с распростёртыми объятиями ещё сегодня утром или даже ночью, — это он уже знал! А вот почему не примут — не догадался и о смерти матери ещё несколько щепок назад даже не подозревал. Вот тебе и всесилие видунов и путников, о котором так любят сочинять байки весчане…
— Садись в седло, — не глядя на девушку, бросил белокосый, отвязывая коров и кидая Рыске поводья. — Я всё ещё должен тебе. Я так или иначе отдам.
— Да как?.. — пролепетала девушка.
— Мои проблемы, — ответили ей жёстко.
— Поехали.
— Куда?!
— Отсюда.
Рыска, не смея спорить, взяла корову за узду. Однако, садясь в седло, девушка вдруг поняла одну вещь, а ведь она не грустит! Не переживает… Как странно: Альк потерял мать, а она… Она в глубине души почему-то до безумия счастлива! И от осознания этого девушке вдруг стало не по себе: ведь так же нельзя! Она должна сейчас плакать, сочувствовать, выражать Альку соболезнования… но она совсем не хочет этого делать, и вовсе не от того, что точно знает, куда он её с этими соболезнованиями пошлёт. Да-а, не зря Крысолов говорил, что разрыв связки «путник-свеча» может привести к безумию у обоих: видимо, она сходит с ума, если её посещают такие мысли. Самое страшное, что ей это отчего-то безразлично.
Утром
— Вставай, — услышала Рыска и, от сна её моментально не осталось и следа.
Уснула-то она не так уж и давно: практически всю ночь то забываясь ненадолго, то просыпаясь, девушка наблюдала за своим спутником. А он так и просидел до утра на берегу лесного озера, где они остановились на ночёвку, глядя в темноту.
Под утро усталость, видимо, взяла своё, да и переживания прошедшего непростого дня сказались, заставив Рыску буквально провалиться в сон, и теперь, опомнившись, — не случилось ли чего ещё похуже, пока она спала? — девушка мгновенно открыла глаза и подскочила.
Время было раннее: солнце ещё не взошло, а лесные птахи только начинали распеваться. Однако с её спутником ничего такого не случилось — он, убедившись, что его услышали, больше не глядел в её сторону и уже принялся за сборы в дорогу. Рыска, с большим трудом собрав себя воедино, что после такой ночки оказалось непросто, тоже начала собираться, украдкой поглядывая на Алька. А белокосый держался так, словно совсем ничего не произошло: все его движения были аккуратными, спокойными… выверенными, а лицо словно окаменело — никаких эмоций на нём не отражалось.
Если бы Рыска не общалась с ним всё это время, то вполне могла бы подумать, что ничего особенного не происходит, что в жизни его всё ровно и обыкновенно, а до произошедшего ему ни больше, ни меньше — нет дела, но она уже хорошо его знала, и обманчивое спокойствие это говорило о том, что он напряжён до предела, а плохо ему до такой степени, что выразить это каким-нибудь образом невозможно. А потом и подтверждение не замедлило явиться: Альк, видимо, желая ловко забросить седло на корову, немного не подрассчитал, и последнее, перелетев через спину крайне удивлённого животного, шлёпнулось на землю с другой стороны… В следующую щепку белокосый грязно, длинно выругался на смеси обоих языков, хлопнул по крупу ни в чём неповинную скотину, которая, поняв настроение хозяина, поспешила убраться, отшвырнул упавшее седло ногой, а сам, закрыв руками лицо, осел на землю у ближайшего дерева — огромной корявой берёзы. Тщательно сдерживаемое отчаяние саврянина прорвалось-таки наружу.
Рыска смотрела на Алька и думала, что такое уже было, что она это всё видела. Вот так же он, взбешённый, вылетел из дома своего деда и бросился прочь… да только на этот раз стремиться ему, похоже, было уже совсем некуда.
Безучастно смотреть на происходящее у бедной девушки не было никаких сил, и потому она робко, осторожно сделала в его сторону шаг, второй, третий… подошла совсем близко, протянула руку, дотронулась до его плеча, чуть заметно вздрогнувшего от прикосновения…
— Уйди, не трогай меня! — тут же приказал Альк, не отнимая рук от лица.
От такого тона она, наверное, должна была отскочить или хотя бы отдёрнуть руку, но Рыска, достаточно уже его зная, была готова к такой реакции. Руку она не убрала, наоборот, несмело погладила его по плечу, преодолевая страх и робость, чувствуя каждую напряжённую мышцу и отчего-то точно зная, что белокосый не станет повторять свой приказ.
Он не повторил.
— Альк… мне очень-очень жаль… — превозмогая свой страх, пролепетала Рыска, — если б я могла помочь…