Белокосый ещё постоял, посмотрел на неё и качнулся в направлении стоящего у печи кресла. Девушка поспешно отошла с дороги, отгородившись столом, и, стараясь сохранять спокойствие, дрожащим голосом спросила — вернее, пролепетала:
— Ужинать будешь?..
Альк в ответ смерил её уничтожающим взглядом, и она не посмела повторить вопрос.
Скинув кожух, саврянин просто швырнул его на пол, небрежно сбросил башмаки и плюхнулся в кресло. Как бы ни был он пьян, то, насколько мужчина устал, не заметить всё же было невозможно, тем более Рыске, столько времени не отходившей от него и на шаг.
— Пойдём спать… — робко попросила девушка, но он отрицательно покачал головой.
— Знаешь, девка, чего я хочу? — спросил белокосый, — сдохнуть я хочу… давно и беззаветно мечтаю. А ты мне этого сделать не дала. Зачем-то спасла мою бессмысленную жизнь, при чём уже не один раз.
— Альк… — снова пролепетала девушка.
— Молчать! — рявкнул он, саданув кулаком по подлокотнику кресла. — И откуда ты взялась-то, ведь уже подыхал…
— Да что с тобой?!
— Что со мной? — он уставился на неё. — А неужели непонятно?
— Нет! — всхлипнула она и не выдержала — расплакалась.
— А со мной то, — он отвернулся, не желая на это смотреть, — то, что никому, НИКОМУ я без денег и своего замка не нужен и никогда не понадоблюсь — видишь, ты была права тогда, у развалин! Радуйся теперь!
Проклиная себя за те, сказанные в гневе, слова, она бросилась к нему, упала перед ним на колени и обняла так крепко, как смогла, уткнулась в него, рыдая. Да всё равно, какой он пришёл! И на то, что так ведёт себя — наплевать! Он ведь вернулся, сюда, домой, к ней!..
Но Альк на этот раз не стал терпеть — вежливо и холодно настолько, на сколько позволяло его состояние, вывернулся из объятий и поднялся, оставив Рыску сидеть на полу. Дошёл до дверного проёма, остановился там. Рыска тоже поднялась и во все свои заплаканные глаза смотрела на него.
— Я сегодня встретил одну девицу, — мрачно проговорил белокосый, и язык его уже не заплетался, — она со мной в Пристани училась… на год старше. И так я и не понял тогда: стала она крысой или нет? Знаю, что путницей точно не стала — старик бы мне рассказал… Ну вот, встретил я её сегодня на рынке, когда домой возвращался. И знаешь, чем она занимается? Гадает людям, в основном, разумеется, бабам, таким, как ты, которых их жизнь не устраивает — на такую сущую ерунду дар свой тратит и всех видунов и путников этим сущими идиотами выставляет!..
— Меня моя жизнь устраивает! — несмело возразила Рыска, покраснев.
— Ага, расскажи это кому-нибудь другому, — отмахнулся Альк, и продолжал: — Зашёл я в шатёр её, а там… шары волшебные, дребедень всякая, чтоб пыль в глаза пускать. Ну я и спросил: с ума, что ли, сошла, зачем гадалкой прикинулась? А она мне: никем я не прикинулась, это только для затравки всё, чтоб клевали, а так я честно всем признаюсь, что видунья и даже почти путница. ПОЧТИ путница, представляешь? — он снова пошатнулся.
— Ты ведь тоже почти путником стал, — глупо брякнула Рыска.
— И совсем «свечой», — хмуро усмехнулся Альк. — Так вот, от злости за такое, пригрозил я ей, что в Пристань пожалуюсь, а она рассмеялась — да вперёд, жалуйся, только я до испытаний ушла, да и не собиралась-то изначально крысоглотательством заниматься, хотела знания просто получить и свалить, так что Пристани я по-любому ничем не обязана. Назвал я её дурой безмозглой, хотел уйти, а она мне вслед и говорит: считай как хочешь, да я-то, в отличие от тебя, не с каждого корабля, а с каждого клиента по пять сребров имею и даже больше, а за смену дороги в разы больше беру и к вечеру веселюсь да радуюсь, а не еле ноги переставляю, так что, неизвестно ещё, кто из нас дурак. — он вздохнул. — А я вышел от неё… постоял, подумал: а она ж ведь права! Дурак я. От начала до конца — идиот. Всё стремился к чему-то, барахтался из последних сил — и вот к чему пришёл. — он обвёл рукой чистую, но скромно обставленную кухню и снова уставился на девушку. — А дальше будет только хуже, — горестно пообещал он и исчез в темноте коридора.
Рыска не пошла за ним сразу: опешив, она присела за стол. Сердце девушки колотилось как бешеное, и даже слёз отчего-то не было. Вот, значит, как? А она-то думала, что они счастливы, что всё у них хорошо… Нет! Нет. Это у неё хорошо. А Альк с ней несчастлив, потому что… потому что не любит её! Просто не любит и всё — да и за что, почему он должен её любить? Жалость — это да, чувство долга, покровительство, что угодно — но любви тут как не было, так и нет, и, скорее всего, не будет.
Держа в руке зажжённую свечу, лучину спустя, Рыска поднялась на второй этаж и заглянула в спальню. Альк спал, раскинувшись прямо поперёк кровати, и даже раздеться не удосужился, а уж о том, что за аромат витал в воздухе, и говорить не приходилось.