Альк присел на кровать, словно бы неуверенно дотронулся до Рыскиных вещей, взял их в руки… Он обещал сжечь всё, если увидит на ней, ещё вчера в обед. А сегодня это вдруг стало единственной памятью о ней. Старая одежда хранила Рыскин запах, и уткнувшись в неё лицом, он надолго замер.
Почему, как так получилось? Где она?.. Он ведь так старался, но не смог её найти…
В уголке, за кроватью что-то зашуршало… видимо, там мышь, а может и крыса.
Альк вздохнул. Крыса… Как жаль, что он сам больше не крыса. Крысиное чутьё помогло бы отыскать Рыску. А вот дара для этого оказалось, увы, недостаточно.
***
Ослепительное осеннее солнце стояло в зените, но с моря снова дул резкий, холодный ветер, когда в дверь дома тётушки Мирры снова постучались. Женщина, молившаяся всю ночь и всё утро, а теперь задремавшая в кресле, вскочила и снова сама побежала открывать.
Альк, одетый по-дорожному, с мечами за спиной и застывшим, хмурым лицом стоял на пороге тёткиного дома, и ветер беспощадно трепал его косы. За калиткой уже ждала запряжённая корова.
В глазах видуна поселились пустота и обречённость — как у собаки, которую ненадолго взяли в дом в разгар зимней стужи, а потом снова выгнали на мороз, похоже уже навсегда.
— Там… корова её осталась… — уронил он, опустив приветствие, — продай, если не нужна.
Женщина протянула было руку, чтобы дотронуться до него и, возможно, обнять, но передумала и… кивнула в ответ на сказанные слова: смысла не было ни возражать, ни утешать его, ибо он всё знал наперёд, как и всегда.
— Что Рыске сказать, если вернётся? — лишь тихо, с надеждой, спросила она.
— Не вернётся. — горько, но спокойно и уверенно отрезал Альк. Внутри всё сжалось от острой тоски, но он справился с собой и не подал виду. — И я поеду… Спасибо за всё и… прощай. — Альк, круто развернувшись, побрёл к воротам.
Он не надумал ничего, кроме того, что сидеть и ждать на месте по меньшей мере бесполезно, а значит — снова пора в путь.
Куда? Это теперь и предстояло выяснить. Хотя, одно соображение у него уже появилось, пусть смутное, но пока единственное.
Сделка
СДЕЛКА
Время было — едва за полдень, но господин бывший посол был уже изрядно пьян: то ли напился прямо с утра, то ли ещё не ложился с вечера — он не помнил. Все дни, с тех пор, как он вернулся домой из своей поездки, были похожи один на другой. Даже, вернее будет сказать, все дни с тех пор, как умерла жена.
С должностью, которой он гордился и которую занимал в своей стране без малого двадцать пять лет, пришлось попрощаться, во-первых, делая красивую мину при плохой игре, ибо свадьба молодого Ринтарского тсаря и саврянской тсаревны была назначена на будущую весну, и два тсарствия, Саврия и Ринтар после этого события объединялись в одно, а значит, должность посла Саврии в Ринтаре так или иначе оказалась бы упразднена. А во-вторых, служба требовала постоянного пребывания в столице, на глазах у огромного количества людей, а ему никого больше не хотелось видеть, не хотелось встречать на каждом шагу старых знакомых и выслушивать их соболезнования, да и не хотелось, не выходило больше служить родной стране: попросту было больше незачем! То, что имело для него когда-то значение в этой жизни, осталось в прошлом. Всё теперь было не то и не так, да и он сам был словно бы уже не он.
Дети после смерти матери разъехались, кто куда, — даже дочка, так обожавшая отца, недавно покинула его. Старинный родовой замок поглотила тишина — и теперь у него остались только сны… Сны, в которых его любимая ещё была жива и молода. Сны, в которых он почти забывал, что произошло и во что превратилась его жизнь. Сны, в которых он был ещё собой… А жизнь… А закончилась она, эта жизнь! В тот самый день, когда дверцы фамильного склепа захлопнулись, поглотив бездыханное тело той, что была для него смыслом существования — тогда и закончилась, и, наверное, поэтому то, что все остальные покинули его, уже не имело значения.
Но, правда, оставалось ещё кое-что, единственное, что хоть немного согревало почерневшую душу некогда благородного господина: его ожидание. Он продолжал неистово ждать — ждать, когда зарвавшийся щенок, что не иначе как в результате злой шутки богов приходился ему сыном, приползёт к отцу на коленях и начнёт умолять принять его обратно, потому что ему не на что жить, нечего жрать, негде зимовать, да и вообще, он привык к другой жизни… Хаскиль просто ждал, сам не зная, для чего ему это. И был крайне неприятно удивлён, когда до него, наконец, дошло, что умолять его никто, никогда и ни о чём не собирается. И тогда ничего лучшего, чем поквитаться с сыном, в голову ему не пришло: ведь это именно он, совершив самый идиотский поступок из всех возможных, погубил женщину, что была для его отца всех дороже, а тут уж, как говорится, зуб за зуб.