— Простите, господин, тут… колёсная ось лопнула. Придётся в город сходить, к кузнецу. Иначе никуда не поедем, — развёл руками один из мужиков, на миг встретившись с господином весьма испуганным взглядом, а после опасливо покосившись в сторону ручья, куда удалилась строгая и придирчивая госпожа. Его хозяин во всём беспрекословно слушался эту ведьму, не смея возразить даже в малом, — эх, вот ведь превратила-то мужика в тряпку!
Дворянин на щепку замер, тоже подумав, что супруга вряд ли обрадуется, узнав о случившемся, и при этом уже понимая, что от его помощи в ремонте кареты вряд ли будет польза: помочь немного, что-то подержать, перетащить — это он, как и всякий уважающий себя мужчина, мог, а вот при таких делах, похоже, и не каждый мастер справится.
Однако, всё равно надо было что-то решать и действовать, да при том быстро.
— О, Хольга, ну за что? И ведь немного совсем оставалось, — пробормотал он и полез в карман за кошелем. — На вот, сходи, — щепку спустя господин протянул слуге монеты и какой-то свёрнутый вчетверо листок бумаги, — купи там или закажи, что полагается, но сначала — в замок вот с этим письмом. Покажешь его господину, объяснишь, что ты мой слуга. Расскажи, что произошло и попроси прислать за нами карету, и срочно! — Слуга часто закивал, а дворянин снова оглянулся на протекающий неподалёку ручей, на две фигурки у засохшего старого дерева… — Давай же, поторопись. Иначе — сам знаешь! — госпожа будет недовольна, — добавил он.
— Сию щепку, господин! — отчеканил мужик и, сорвавшись с места, едва ли не побежал к городу. Увидеть истинный гнев уставшей с дороги госпожи слугам не улыбалось так же, как и их хозяину.
Проводив мужика взглядом и вздохнув с некоторым облегчением, дворянин всё же скинул камзол, небрежно зашвырнул его в карету, захлопнул дверцу и побрёл обратно к ручью, — туда, где оставил жену и дочку. Как бы ни была его супруга капризна, строптива, да и попросту порой несправедлива к нему, оставаться без неё надолго черноволосый не мог — тут же начинал отчаянно скучать, и даже сейчас, жарким летним полднем хотел только одного — обнять её, хотя и точно знал, что его стремление вряд ли поддержат.
Молодая женщина с длинной чёрной, разукрашенной жемчугом пышной косой, одетая в бело-золотое, богато расшитое самоцветами платье сидела прямо на траве, прислонившись к стволу старого засохшего дерева и смотрела куда-то вдаль, словно и не замечая приближающегося к ней супруга. Девочка в венке из одуванчиков смотрела в синее небо, лёжа головой на коленях матери и что-то рассказывала ей. Изящная рука женщины ласково поглаживала светло-русые волосы ребёнка, уста её чуть трогала нежная улыбка.
— Милая! — обратился мужчина к жене, — нам придётся ещё немножко подождать, — кротким, извиняющимся тоном проговорил он.
Улыбка сбежала с этого красивого лица. Женщина, не поворачивая головы, вздохнула. Повисла тяжелая неприятная тишина.
— Немножко — это сколько? — спросила она наконец. В голосе сквозили скука и разочарование.
— Ну… может, пару лучин, — ответил муж с сомнением, — от силы, три.
Женщина мягко приподняла ребёнка со своих колен, грациозно поднялась на ноги, босяком прошла по мягкой траве к ручью. Её светлые туфельки на изящном каблучке, что так удачно гармонировали с платьем цветом материала и украшений, остались небрежно валяться в траве неподалёку.
Девочка мгновенно вскочила и поспешила вслед за матерью, раньше неё оказалась на берегу, тоже проворно сбросила башмачки, наступила в воду, опустила туда же ручки, затем подобрала какую-то палку, захлопала ею по воде, поднимая брызги и смеясь от восторга. Мать лишь с улыбкой посмотрела на играющую дочь, на летящие в её сторону прохладные капли и не сказала ни слова: в такую жару для ребёнка нет ничего более притягательного, чем вода, и хорошо, что девочка, подрастая на морском берегу, этой самой воды совсем не боится, даже когда море штормит, — что уж ей какой-то там ручеёк? Только ноги намочить… А одежда… да постирается! Это всего лишь тряпки, а дармоедкам-служанкам как раз и необходимо какое-нибудь занятие, чтоб поменьше точили лясы и сплетничали о господах.
— А я ведь говорила, что не надо нам ехать в это захолустье, — пока спокойно напомнила женщина супругу, что семенил за ней по пятам до самого ручья, а теперь переминался с ноги на ногу у неё за спиной, выставив вперёд руку, дабы защититься от брызг.
— Но… у моего двоюродного брата свадьба! — начал оправдываться он. — Как я мог не поехать?
— Ну и ехал бы, — пожала плечами она, всё ещё не поворачиваясь и не глядя на него, — мы-то тут при чём? Устроил нам пять незабываемых дней в карете по такой жаре! Ехал бы без нас! — Она остановилась у самой кромки воды, помедлила и сделала шаг вперёд. Прохладная вода вмиг облекла босые ноги, приятно холодя их, а вот подол дорогого платья волочился по мокрому песку и намокал в ручье, — так она и не научилась носить такие длинные платья и приподнимать их, когда это необходимо…