Ну же, пока ещё не стало слишком поздно — беги без оглядки!..
И каждый день, до самой смерти думай и проклинай себя за то, что струсила.
Но её замешательство не значило ровным счётом ничего, потому что Альк тоже почувствовал присутствие и мгновенно оказался рядом, обнял Рыску, и она тут же забыла обо всём на свете. Весь мир для неё остался где-то там. Сейчас был только он, и, судорожно вцепившись в него, как в последнюю в своей жизни надежду, обняв так крепко, как только могла, уткнувшись ему в грудь, Рыска разрыдалась, сама не понимая, от радости или от горя плачет. Ей просто не хотелось больше никогда его отпускать. Она чувствовала: стоит это сделать — и он уйдёт навсегда.
Альк молча гладил её по голове. Если бы он мог заплакать вместе с ней… Если б мог ей всё рассказать. Рассказать, через что ему пришлось пройти, чтобы получить шанс ещё хоть раз её увидеть… И как это оказалось бесполезным. Она бы поняла… Но он ничего ей не сказал: не в его это было правилах. Как и тогда, много лет назад.
— Я думала, ты обо мне забыл… — прошептала Рыска, как только рыдания перестали душить её.
— Как я мог тебя забыть? — тихо проговорил он, — я же…
— Что?!
— Я люблю тебя… — сказал он.
Так просто… А он ведь даже в мыслях не мог это произнести. А сейчас как-то само получилось. Да и что ещё это могло быть? Зачем думать о человеке столько лет, зачем искать его, надеяться на случайную встречу, если его не любишь? Только любовью к ней и можно было объяснить то, как он прожил эти годы. И только любовь могла привести его в этот город теперь.
— Я тоже тебя люблю, тебя одного… — задыхаясь от счастья, пролепетала Рыска и потянулась к его губам.
Она и не верила, когда шла сюда, что они просто поговорят, ибо невозможно просто говорить с тем, кого так долго ждёшь и сильно любишь. Наверное, это и есть любовь — когда тебе всё равно, что о тебе подумают и кто может сюда прийти, что будет потом и как ты за это расплатишься. Когда хочется целовать и целовать того, кого любишь, бесконечно, когда хочется прижаться к нему так крепко, словно хочешь в нём раствориться, когда он нужен как воздух. Когда счастье становится настолько полным, что никакая беда не может его разрушить или хотя бы надломить.
— Рысь, ты что делаешь? — спросил Альк, когда она расстегнула его рубашку и запустила туда руки, поглаживая его голую кожу, — думаешь, я железный, что ли?
— Знаю, что нет… — выдохнула она, дотрагиваясь губами до его шеи.
— А как же твой муж?
— Да ты мой муж! — с чувством произнесла она, чуть отстранившись и заглянув ему в глаза, — с тех пор, как я встретила тебя. Ты мой муж… А это так, недоразумение. Он просто оказался поблизости, когда мне было плохо. Воспользовался тем, что я ничего не помнила. А любила я всегда только тебя! Мой единственный… — Рыска встала на ципочки прикоснулась к его губам. — Я люблю тебя, Альк. Мне всё равно, что об этом скажут люди, — прошептала она, — и мой муж, и… та, что может быть, где-то ждёт твоего возвращения…
— Таковой на этом свете нет, — признался Альк, и Рыскино лицо озарилось в темноте новой, скрытой от всех радостью: она таки нужна, её за столько лет никем не заменили! Она вся подалась ему навстречу — он смог почувствовать: словно душа к душе… И потому, наверное, что препятствие было изначально надуманным, он тоже решил, что держать себя в руках, когда любимая и желанная женщина так близко нет никакого смысла, и словно оковы упали с его души. Альк стал целовать Рыску страстно и неистово, словно в последний раз. И это было так приятно — просто целовать её!.. Или так трудно развязывать много лет назад завязанный узел? Неважно. Главное, что происходящее было наяву. Главное, что останавливаться не хотелось.
Никто не помнил, как был расшнурован корсет на Рыскином платье, куда вообще это платье подевалось — как и вся остальная одежда — и его, и её. И как они оказались на мягком ковре прибрежной травы — тоже стёрлось из памяти… Этот первый раз после такой долгой разлуки был подобен тому наводнению: волна нахлынула так внезапно и так мощно, что затопила всё и сразу, каждый уголок сознания, каждую мышцу тела, весь белый свет и всю жизнь сразу. Не было спасения от этой страсти и не хотелось этого спасения.
Чужое дитя
ЧУЖОЕ ДИТЯ
Рыске показалось, что она на время потеряла сознание. Во всяком случае, она не помнила деталей. Помнила лишь, что летела в потоке света, что проживала одну жизнь за другой, что сгорала и воскресала… Помнила, что такого в её жизни ещё не бывало. А когда она наконец пришла в себя, то мир, увиденный ею, оказался прекрасен так, как бывает прекрасен в момент, когда видишь его впервые.