Он придвинулся еще ближе и, прежде чем она успела отстраниться, прижался ртом к ее губам. Нежность этого поцелуя буквально парализовала ее, и Кина, словно откуда-то издалека, следила за тем, как губы Николаса ласкают ее рот. На нее нахлынули новые, неизведанные прежде ощущения. Николас медленно провел языком по ее верхней губе. Кина задохнулась. Она не отрываясь смотрела в его глаза и видела, как в них появляется новое, незнакомое ей выражение.
- Вкус кофе, - проговорил он низким, чувственным голосом.
- Я… пила его… за завтраком… - неожиданно пискляво сообщила Кина.
Она напряглась, ожидая чего-то с жадным желанием, так же необъяснимым для нее, как и это новое выражение на лице Николаса.
- А я предпочел бы на завтрак вас, - заявил он, и Кина увидела, как его приоткрытый рот снова приближается. - Откройте рот, - шепнул он, прижавшись к шелковистой мякоти ее губ. - Не заставляйте меня применять силу.
- Николас… - задыхаясь вымолвила Кина, но его большие теплые ладони уже обхватили ее лицо, а мускулистое тело прижало ее к мягкой кожаной спинке сиденья.
Он не ответил. Его горячие твердые губы уверенно и неторопливо впивались в ее рот все сильнее и сильнее. У Кины закружилась голова.
- Ох! - потрясенно шепнула она, уже не пытаясь прервать поцелуй.
С ней творилось что-то невероятное. Ладонь Николаса легла на мягкую хлопковую ткань, прикрывавшую ее грудь. Спустя мгновение Николас уже нежно сжимал эту грудь, наслаждаясь ее упругой мягкостью. Кина отстранилась и заглянула в его темные глубокие глаза.
- Ты не носишь лифчик, верно? - тихо спросил он. - Тебе он просто не нужен. У тебя такая нежная грудь, Кина! Такая нежная, такая упругая и теплая!
- Ник… - выдохнула она, утопая в глубине его глаз.
Она поймала его руку и испуганно замерла.
- Пожалуйста, не надо, - шепнула она. - Ник…
- Мне нравится, как ты произносишь мое имя, - прошептал он в ответ. - Повтори еще раз.
Кина задыхалась, как рыба, выброшенная на берег. Губы ее горели от прикосновения его губ - и от жажды снова ощутить его поцелуй. Она потупилась.
- Ты меня стесняешься? - удивился Николас. - После стольких лет?…
Кина осторожно подняла глаза;
- Мы ведь раньше никогда не занимались любовью, - неуверенно проговорила она. Пальцы Николаса, по-прежнему касавшиеся ее груди, буквально жгли ее.
- Мы и сейчас еще не занимаемся любовью, - уточнил он. - Почему ты не даешь мне прикоснуться к тебе?
Кина залилась густым румянцем. Как же она ненавидела в этот момент себя - за свою глупость и неопытность!
- Тебе ведь понравилось, не так ли? - спросил он, убирая руку с ее груди и легко поглаживая густые темные волосы Кины.
- Пожалуй, мне лучше вернуться в дом, - пробормотала она сквозь зубы.
- Нет, подожди. Когда были похороны?
- Неделю назад.
Николас нахмурился.
- И ты… до сих пор здесь? - Он прищурился: - Почему?
Кина поджала губы. Она не собиралась обсуждать с ним это… по крайней мере сейчас. Но на вопрос следовало ответить. И Кина прямо, без обиняков объяснила, почему она задержалась в Эштоне.
- И первым гостем, которого я приглашу на вечеринку, будет Джеймс Харрис.
В темных глазах Николаса вспыхнуло пламя. Он знал, что Кина когда-то любила Джеймса Харриса и что тот жестоко оскорбил ее. Кина, рыдая у него на плече, сама рассказала ему об этом однажды вечером, случайно выпив слишком много крепкого ликера на пустой желудок. Но что именно Харрис сделал, чем причинил ей такую боль, Николас не знал. Впрочем, это его и не интересовало. Ему было и так достаточно.
- Ты, должно быть, совсем с ума сошла, если считаешь, что я позволю этому подлецу к тебе приблизиться, - сказал он внезапно севшим голосом.
- И как же ты собираешься помешать этому, Николас? - спросила Кина с куда большей храбростью в голосе, чем в душе. Предшествующие разговору поцелуи и объятия изрядно охладили ее боевой задор.
Николас отстранился, вышел из машины и подержал дверцу, пока Кина не вышла вслед за ним.
- Я никогда не вступаю в сражение без уверенности в победе, - напомнил он Кине с неожиданно прохладной улыбкой. - Кроме того, я потратил на тебя слишком много лет, чтобы спокойно смотреть, как ты суешь голову в петлю.
- Это моя голова, - возразила Кина.
Николас приподнял двумя пальцами ее подбородок, наклонился и еще раз нежно прижался губами к ее губам. Затем он отстранился и улыбнулся, увидев на ее лице беспомощное, почти затравленное выражение.
- Перед тем как уехать в Париж, я предупредил тебя, что в один прекрасный день намерен стать твоим любовником. И этот день ближе, чем ты думаешь, моя славная, да и ты сама желаешь меня сильнее, чем мне казалось. Ты созрела, и тебя пора сорвать.