— И все же, вы пытались совратить меня.
— Профессиональная привычка, мой дорогой. Может быть, и какое-нибудь отклонение в психике. Когда я оказался рядом с вами, когда уловил в этом угасающем разуме, в этом изношенном теле гигантскую неиспользованную энергию, я испытал неудержимый соблазн хотя бы попытаться… В общем, ведь мы тоже по-своему любим Землю.
— Еще бы, вы неплохо провели время на Земле в прежние времена!
— Можно сказать и так, хотя это будет всего лишь грубым изложением общеизвестной истины. Да, мы были счастливы здесь, находясь между пламенем, царящим в нашей несколько… э-э-э… специфической области, и огромной Вселенной, которая принадлежит… которая принадлежала Иному. У меня, у микроскопической частички зла, у жалкого дьявола-прихлебателя, бедного родственника, была грандиозная идея. Я подумал, что вы могли бы.
— Что именно?
— Спасти эту Землю…
Последние слова донеслись до Соллера в виде едва слышного бормотанья. Острое лицо доктора Миста и его фигура быстро побледнели и стали почти неразличимы. Оторвавшись от рукоятки метлы, Кассандра повернула к ним свое прекрасное лицо Медузы, увенчанное шипящими змеями, и крикнула:
— Изыди! Ты проиграл, Люцифер!
Секунду, даже какую-то невероятно малую долю секунды назад доктор Мист еще сидел в кресле второго пилота. А сейчас его уже не было в кабине. Не было ни вспышки, ни запаха серы. Не выпуская из рук штурвал, Кассандра снова обернулась к Фрэнку.
— Ну, вот мы и остались вдвоем, — промолвила она. — Мы избавились и от груза прошлого, и от дьявольских соблазнов. Остается Земля — ее могущество в былом и ее туманное будущее. И мы. Ваши испытания закончились. Вы доказали, что вы — настоящий человек, Соллер-Солнце.
— Кто вы, Кассандра?
— Я же не спрашиваю у вас, кто вы! Ну, ладно, я готова кое-что рассказать вам. Но будете ли вы знать намного больше, если я скажу, что принадлежу к бродячему племени, уцелевшему, несмотря на все чудовищные катаклизмы… Я имею в виду и этот, последний, который уничтожил почти всё живое на Земле, оставив после себя одного гения на сотню идиотов… Я могу ещё добавить, что мы — единственное племя мутантов, добившееся успеха. Ну, что? Пожалуй, будет лучше, если я представлю вас своим единомышленникам. Мы садимся. Закройте глаза.
Когда он снова открыл глаза, над глубокой узкой долиной, зажатой между двумя горными массивами и круто спускавшейся к морю, сгущались голубые сумерки. Море оказалось не замерзшим — оно было теплым, фосфоресцирующим, заполненным жестокой жизнью глубин и светящимися водорослями, которые, по-видимому, научились существовать без солнечного света. Само море освещало сейчас окружающий пейзаж, потому что неподвижное черное солнце с багровым ореолом исчезло, хотя звезды на небосклоне еще не появились. Гелико опустился на белый песчаный пляж. В нескольких шагах от него на тихом ветерке колебались свисающие со скалы длинные плети растения, когда-то называвшегося «волосы Венеры»; среди фиолетовых гиацинтов и кустов ежевики потайной источник ронял на песок тонкую струйку кристально чистой воды. Перья тростника, увенчанные длинными шишками из черного бархата, печально шумели, подобно усталым плакальщицам. Воздух был насыщен запахом меда. И Фрэнк тут же узнал воспетую тысячами поэтов всех времен, прославившуюся на всю Вселенную, вплоть до Альфы Водолея, последнюю обитель язычников на Земле — долину Адониса в Ливане.
Он медленно перешел через ручей по полуразрушенному римскому мосту. Козлоногий мальчик-сатир сидел на упавшей колонне и совсем не выглядел посторонней или фальшивой деталью пейзажа. Он играл на дудочке.
— Ты тоже из этих, из радиоактивных? — спросил его Соллер. — Или ты микронизированный? Может быть, ты просто вышел из могилы, чтобы кусать и царапать шкуры, покрытые ссадинами? Скажи мне что-нибудь, исповедуйся. Я способен выслушать все.
— Я — Эгипан, — ответил маленький музыкант с вежливой улыбкой, деликатно отстраняя от губ тростинку с семью дырочками. Потом добавил, протянув руку к зеленому деревцу, с которого то и дело падали лепестки цветов и сухие листочки:
— А это Дриада.
— Добро пожаловать, чужеземец, — ласковым голосом произнесло дерево.
— Но вы же не существуете! — вскричал Соллер. — Вы никогда не существовали в действительности! Вы — это сны юного человечества, вы — мифы!