Он постоянно напоминает себе, что Меланэ не такая, как он. Он никогда не решился бы сделать то, что сделала она, так обнажить свои чувства, так решительно взять инициативу в свои руки. Когда-то ему потребовалось несколько месяцев, чтобы решиться. К тому же, ведь это Талита убедила его, подтолкнула к действиям. Она просто соблазнила его. Нет, Меланэ совсем другая. Но что же происходит за жизнерадостной маской ее лица? Почему она не хочет говорить с ним? Боится ли она того, что может сказать он, или того, что может сказать она сама?
Он отдает себе отчет в том, что на самом деле старается избежать единственного достойного внимания вопроса: верит ли она, что любит его, или она сознает, что дело совсем в ином? Он был готов поспорить, что она не любит его, и что она скорее поймет это, разделяя с ним интимное общение. Но если он ошибается? Если вместо того, чтобы избавить ее от душевных страданий, позволяя ей заново переживать свои фантазии, он, напротив, еще глубже погружает ее в отчаяние? Кажется, она не требует от него ничего сверх того, что он дает ей, но и это может быть маской. Что же скрывается за ней?
В конце второй недели он не выдержал. После любовных объятий в полном молчании он задает ей вопрос, включающий в себя все прочие вопросы:
— А твое Путешествие, Меланэ?
— Хорошо, что ты спросил, — отвечает она спокойно, — я отправляюсь завтра.
Она нейтрально улыбается, отнюдь не успокоив этим Эгона, но он пытается изобразить ответную улыбку. Девушка кладет руку на его обнаженную грудь. Это не ласка, а всего лишь стремление к физическому контакту.
— Ты хочешь, чтобы я осталась? — весело спрашивает она. Но он хорошо видит, что голубые глаза смотрят на него необычайно пристально. Он медленно качает головой:
— Нет, конечно, если ты решила уйти.
— Я сейчас говорю с Эгоном, а не с наставником. — Ее голос отчетлив, как никогда, и в вопросе нет ни малейшей двусмысленности. — Ты хотел бы, чтобы я осталась?
Ни малейшей лазейки. Он должен ответить.
— Я всегда полагал, что ты уйдешь, — медленно произносит он.
Она не убирает руку, лежащую на его груди.
— Я тоже так считала. Но я хотела бы… проверить.
Он озадаченно всматривается в ее лицо, стараясь не поддаваться чувству облегчения. Не слишком ли она спокойна? Она глубоко дышит, и Эгон чувствует, что она заставляет себя не прерывать физический контакт между ними.
— Я люблю тебя, Эгон. Или я думаю, что люблю тебя; все равно результат будет тем же. Я мыслю, значит, я существую. — На ее лице мелькает безрадостная улыбка. — Я не могу, я не хочу оставаться здесь, чтобы разобраться, люблю ли я тебя в действительности, или не люблю, как ты считаешь. Ожидать таким образом было бы слишком тяжело. Я никогда не умела ожидать. И из меня, видишь ли, не получится хорошей наставницы.
Эгон чувствует, как ее рука вздрагивает на его сердце. Он кусает губы, чтобы заставить себя молчать, и девушка продолжает:
— Кроме того, я все время думаю о ней. Даже если ты о ней не думаешь. Когда-то я хотела знать, могу ли я ждать. Я не могу. Значит, я должна уйти. Вот и все.
И она убирает руку. Она больше не может выносить контакт между ними. Она обхватывает руками свои колени, стараясь сдержать нервную дрожь. Но она все так же прямо смотрит в глаза Эгону, бросая ему вызов, умоляя его, стараясь заставить его правильно сыграть свою роль после того, как она сказала то, что должна была сказать.
Он начинает говорить не сразу, просто потому, что не может. Жесткий, ох, и жесткий же характер у этой девицы! Разорвать все узы разом, грубо, чтобы избавиться от него (избавить его от себя?) единственным способом: уйти. Завтра. Она же ничего не говорила ему раньше! На протяжении двух недель она не обмолвилась ни единым словом. И он не смог ничего понять!
Он прислоняется к спинке кровати, натягивает на себя простыню: ему холодно.
— Будут другие Эгоны, — произносит он наконец.
— Я знаю. Может быть, я столкнусь с хорошим Эгоном в подходящий момент.
— Ты будешь искать его?
Взгляд голубых глаз внезапно уходит в сторону.
— Поживем — увидим.
После продолжительного молчания Эгон негромко говорит:
— Я предпочел бы, чтобы… чтобы ты ушла по-другому, Меланэ.
— Но у Путешественниц есть свои мотивы для ухода.
Он хотел бы прикоснуться к ней, но не может. Он хотел бы говорить, заполнить словами внезапно разверзшуюся между ними пропасть… Нет, пропасть, о которой он сейчас только вспомнил, но которая всегда существовала для нее. Эта мысль заставляет руку Эгона бессильно упасть на простыню. На его глазах появляются слезы, и ему приходится совершить усилие, чтобы не наклонить голову, чтобы продолжать смотреть на расплывшийся облик Меланэ. Девушка встает. Сквозь слезы он плохо видит выражение ее лица. На несколько мгновений она останавливается возле него, затем легко касается мокрой щеки и тихо говорит страшные слова: