Пит
Дерьмо. Теперь у меня проблемы.
— Было всего одно правило! — рявкает отец Рейган и поднимает палец. — Одно правило!
— Да, сэр. Я помню.
Я не удивлюсь, если его рот начнёт извергать пламя, а глаза вылезут из орбит.
— Если вы помните, мистер Рид, то как оказались наедине с моей дочерью, да ещё и в лесу? — Он практически нависает надо мной. Но после моих стычек с братьями мне уже ничего не страшно.
— Пит, — говорю я.
— Прошу прощения? — Мистер Кастер таращится на меня во все глаза.
— Меня зовут Пит. Наверное, нам лучше перейти на имена, если наши отношения становятся настолько близкими оттого, что вы собираетесь отрубить мне яйца. — Я показываю на тесак.
Он выдыхает, усмехается и качает головой.
— Мы просто собирали хворост, сэр, — говорю я.
Отец Рейган, прищурившись, вглядывается в моё лицо.
— Могу я тебе доверять? — спрашивает он.
— После лагеря я бы хотел вернуться домой, сэр. — И избавиться от этого грёбаного браслета на ноге.
— Хорошее воспитание, — бормочет он. — Где ты вырос? В приютах?
— Нет, сэр. У меня четыре брата.
— А твои родители?
— Ушли из жизни.
— Я знаю твою историю, но как ты оказался в тюрьме?
Он прямолинейный. Мне это нравится.
— По глупости. — Я пинаю камень, только чтобы не смотреть на него.
Отец Рейган кивает.
— По крайней мере, ты осознаёшь, что это глупость.
Я тяжело вздыхаю.
— Сэр, я отсидел своё. Не отсылайте меня обратно. Я обещаю, что не побеспокою вашу дочь и никому не позволю.
Отец Рейган смотрит мне прямо в глаза.
— Я тебе верю. — Он хватается за лист, висящий над его головой. — Моя дочь… она особенная.
Я не отвечаю, потому что этого и не требуется. Но я с ним согласен. Она слишком особенная, тем более для такого, как я.
Мистер Кастер показывает мне следовать за ним. Мы уходим обратно к костру. Рейган сидит на бревне рядом с креслом Гонзо. Он смотрит на неё так, словно впервые увидел девушку, а она смотрит на него, как на любого другого обычного пятнадцатилетнего пацана. Ну да, ему и правда пятнадцать, но я сомневаюсь, что ему часто приходится сталкиваться с таким обращением. Рейган поднимает глаза на своего отца и улыбается.
— Папа, это Гонзо, — говорит она, но Карл её не поправляет. По-моему, это прозвище ему понравилось.
Её отец протягивает ему руку, и Гонзо пожимает её. Наверное, и это ему приходится делать не часто. Он выглядит так, словно его удостоили невиданной чести, и я тут же понимаю, что сделаю всё на свете, чтобы он как следует провёл время в лагере. Карл заслуживает этого — пять дней побыть нормальным мальчишкой.
— Рейган, — обращается к ней отец и кладёт свою большую ладонь ей на макушку. Она в ожидании смотрит на него. — Ты знакома с Питом?
Рейган кивает и закусывает нижнюю губу.
— Немного.
— Не дай бог я снова поймаю тебя в лесу вместе с ним.
— Но пап, — жалобно произносит она.
— Или с Гонзо. Он выглядит ещё опаснее, чем Пит. — Мистер Кастер хмурится.
Зато Гонзо улыбается от уха до уха.
Мистер Кастер грозит ему пальцем.
— Вы слышали меня, молодой человек? Руки прочь от моей дочери!
Он наклоняется и целует её в лоб.
— Я знаю, что она красотка, но лучше вам держаться от неё подальше. — Он несколько раз показывает пальцем то на меня, то на Гонзо. — Я с вас двоих глаз не спущу!
— Да, сэр, — стараясь сохранять серьёзный вид, отвечаю я.
Отец Рейган уходит. Я сажусь на бревно рядом с ней и смотрю на пламя. Солнце уже село, и золотисто-пурпурные переливы на небе сменились на тёмно-синее полотно, полное звёзд.
— Хочешь маршмеллоу? — спрашивает Рейган.
— Я родился и вырос в городе. Мы не жарим маршмеллоу. — Я качаю головой.
— Гонзо, а ты? — спрашивает она.
Тот кивает и потирает грудь, что на языке жестов означает «пожалуйста».
— Он будет только рад, — перевожу я Рейган. Гонзо улыбается.
Она накалывает на прут маршмеллоу и протягивает ему. Но его коляска не позволяет ему подъехать ближе к костру, а длины его прутика не хватает. Очевидно, это его немало расстраивает. Тогда я беру два прутика и делаю из них один длинный и отдаю ему.
— Хочешь, я тебе пожарю? — спрашивает его Рейган.
Он качает головой. Я сам.
Я закидываю голову и смотрю на звёзды. Но тут подходит компания мальчишек, среди которых есть и глухие. Следующий час я занимаюсь лишь тем, что стараюсь переводить их всех. Время пролетает, и уже поздно, гораздо позднее, чем я думал.
— Гонзо, если съешь ещё одну, то сам превратишься в маршмеллоу, — предупреждаю я. Либо его начнёт тошнить.