Она кивает и делает глубокий вдох, словно я только что бросил ей спасательный круг.
— Ты заставляешь моё сердце биться быстрее, в очень-очень хорошем смысле. — Она, наконец, смотрит на меня. — Я понимаю, ты не можешь простить меня, но мне правда очень жаль, что так вышло.
Я протягиваю руку, чтобы коснуться её лица, но она уклоняется, подавшись назад, и моя рука падает на мои колени.
— Мне не нужно было хватать тебя. Это всё моя вина. — Я не знаю, что говорить. Не знаю, что сделать, чтобы она почувствовала себя лучше. Если бы на моём месте был какой-то другой парень, я был бы в чёртовом экстазе от того, что она ударила его в лицо, когда он схватил её.
— Это не твоя вина, — возражает она. — А моя. — Я больше чувствую, чем слышу, как она совсем тихо шепчет себе под нос: «Его вина».
— Я просто не хотел позволить тебе уйти, пока не объяснюсь, — говорю я. — И схватил тебя за одежду.
— А я на секунду ощутила себя словно в западне. Я понимаю, ты этого не хотел.
Я качаю головой.
— Не совсем, я специально схватил тебя. Я не хотел, чтобы ты уходила. Твои инстинкты сработали верно.
— Ты же не хотел обидеть меня.
— Но ты не могла этого знать. — Боже, какой я тупой. Спорю с ней о причинах, почему она ударила меня.
— А потом мой отец толкнул тебя лицом в грязь. — Кажется, это её разозлило.
— Проклятье, принцесса, если бы я увидел, как моя дочь вырубила какого-то козла, я бы тут же предположил, что виноват он. Твой отец поступил правильно. — И я верю в то, что говорю. Именно для этого и существуют отцы. Не мой, конечно, но у меня всегда был Пол и остальные. Они бы защищали меня даже ценой своих жизней. Её отец сделал то же самое, что мои братья сделали бы ради меня, не меньше.
— Твой папа знает всё про то нападение?
Рейган кивает, закусив нижнюю губу.
— Ты сможешь меня простить?
— Нечего прощать, — отвечаю я. Она пристально смотрит на меня. Я исправляюсь: — Прощаю. Честное слово.
Она делает глубокий вдох.
— Спасибо.
Будем ли мы говорить о главном? О причине, почему она избегает меня.
— Я не должен был заставлять тебя чувствовать так, что тебе захотелось убежать, — признаюсь я.
Мы могли бы избежать всех этих неприятностей с ударом в лицо и валянием в грязи, если бы я заткнулся и молчал про свой член и то, как она его возбуждает. И от одной только мысли об этом я тут же чувствую небольшое движение в своих штанах. Из меня вырывается стон.
— Что такое? — спрашивает Рейган. — Тебе больно?
Да. Мне больно. Но не в том смысле, в котором она думает.
— Немного, — соглашаюсь я. Да, запястье ещё болит.
— Мне нравится, что я тебе нравлюсь, — говорит она. Её голос звучит так тихо, что мне едва удаётся разобрать слова.
— Что? — спрашиваю я и наклоняюсь ближе к ней. Она отстраняется.
Рейган улыбается и качает головой.
— Мне нравится, что я тебе нравлюсь, — говорит она снова, в этот раз немного громче.
Уголки моего рта приподнимаются в улыбке.
— Ты заставляешь меня чувствовать, — признаётся она. Её лицо больше не бледное — щёки стали розовыми.
— То же самое могу сказать и о тебе, — отвечаю я.
— Ты уже можешь перестать так самодовольно ухмыляться, — говорит она, но со смехом. Это хорошо.
— Ты говоришь мне, что я тебе нравлюсь, и ждёшь, что я не буду ухмыляться. — Я прикладываю к груди здоровую руку. — Ты, должно быть, шутишь. Мне стоило сделать сальто.
— Мне не нравятся мужчины, — тихо говорит Рейган.
— О. — Я и не предполагал, что она может быть лесбиянкой. Неожиданно. Но мне уже доводилось ошибаться. — Тебе нравятся женщины?
Она прячет лицо в ладонях и, смеясь, поднимает голову.
— Нет! — сквозь смех говорит Рейган. — Мне не нравятся женщины. — И снова её глаза пускаются в пляс — она смотрит куда угодно, только не на меня. — Мне нравятся мужчины. Но ты единственный, кто понравился мне за долгое время. — Она закрывает глаза и со стоном откидывает голову назад.
— Как же это трудно — быть обычной девушкой! — восклицает Рейган.
— Принцесса, уж какой, но обычной тебя не назовёшь, — говорю я, мой смех уже готов вырваться наружу.
Она пожимает плечами, похоже, слегка огорчённая.
— Я не знаю, как измениться.
Я смеюсь.
— Я бы ни за что не стал ничего в тебе менять.
Её глаза встречаются с моими. Там столько беззащитности, но я вижу и ещё кое-что. Надежду?
— У меня такое ощущение, будто я знаю тебя целую вечность, — говорит она.
— Угу. — Я ей нравлюсь. Я ей очень нравлюсь. И внезапно я чувствую себя таким самоуверенным, каким не чувствовал уже очень давно.