Сарданга и Андрейка стояли на песчаном берегу.
— Давай, Андрейка, кто вон до того камня доплывет первым, тот, значит, счастливый, — предложила девушка.
Она бросилась в воду. Андрейка поплыл вслед за ней, широко размахивая руками.
Дик сделал несколько шагов и остановился.
Молодые люди вылезли на берег, стояли и весело смеялись, показывая на камень, который походил на спину какого-то «морского чудовища.
Дик долго смотрел на них, но вот его винчестер стал медленно подниматься. Вот уже приклад уперся в плечо. Дерево, под которым прятался Дик, было высокое, ветвистое. На толстой разлапистой ветке, вытянувшись, затаилась рысь. Когда Дик остановился под этим деревом, она начала подниматься, подбирая под себя задние ноги, готовясь к прыжку. Кисточки замерли на ее ушах. Рысь не спускала глаз с американца. Еще мгновение — и хищница сделает прыжок на спину Дика. И вдруг прогремел выстрел. Рысь как-то неестественно выпрямилась и замертво свалилась с дерева. Дик вздрогнул всем телом и быстро повернул голову на выстрел.
— Здорово были! — приветствовал американца Данила Кузьмич.
Охотник стоял недалеко между кустов и все еще держал на изготовке винтовку. Дик опустил винчестер и вытер пот с лица. Мертвая рысь лежала рядом с ним.
— Ты пошто здесь охотишься? Вон там возле гор надо охотиться. Там глухари большие, сладкие. Там надо охотиться. Здесь будешь охотиться, я сердиться буду. Смотри, как я сержусь.
Он вскинул винтовку. Над лесом кружилось воронье, вспугнутое выстрелом. Новое эхо прокатилось по торам, и птица камнем упала в кусты.
Дик закинул на плечо винчестер и пошел в сторону от залива.
35
Жаркие дни стояли в тайге. Тайга благоухала. Зеленые ковры были щедро разбросаны по широким падям. Кипела смола на коре вековых лиственниц.
Аргунов, осмотрев шурфы на террасах, возвращался на стан. И только он по небольшому мостику перешел ручей, как увидел Бояркина, который бежал к нему навстречу.
— Николай Федорович, гости к нам приехали, какой-то военный и охотник Кузьма Кузьмич.
Аргунов прибавил шагу.
Возле барака разведчиков стояли усталые олени, низко склонив головы. Их уши обвисли, видно, что они прошли немалый путь.
Аргунов вошел в барак.
Мужчина средних лет в военном костюме отрекомендовался сотрудником ОГПУ.
— Очень приятно, — сказал Аргунов, пожимая руку.
На скамейке сидел старик-якут, которого Аргунов узнал не сразу. Протянув ему руку, он увидел у него в зубах знакомую трубку, которую он подарил, когда ночевал у него в юрте.
— О! Старые знакомые, Кузьма Кузьмич! Рад видеть у себя в гостях.
Аргунов справился о здоровье, о том, как проехали такой тяжелый путь. Старик, набивая трубку, рассказал, что ехать было шибко плохо, воды было много, речек было много. Кузьма Кузьмич и не собирался на Учугэй, но его попросил вот этот военный начальник, и он согласился проводить его.
Разведчики сидели кто где. Аргунов, по просьбе сотрудника ОГПУ, подробно рассказал об американцах, потом наклонился к чемодану, достал гильзу и подал сотруднику.
— Это та гильза, найденная около черепа, о которой я вам говорил.
Сотрудник осмотрел ее, достал из полевой сумки еще несколько гильз и начал их сличать.
— Вот посмотрите, пожалуйста, — обратился сотрудник к Аргунову, — эти гильзы я нашел около той палаточки. Вот смотрите, калибр один и тот же. А на пистоне у вашей и моих гильз удар бойка делает одинаковую присечку.
Бояркин, Андрейка, дядя Гриша и другие стали рассматривать гильзы.
— Точно. Присечка одинаковая, — сказал Бояркин.
— Неоспоримо, — подтвердил и дядя Гриша.
— Выходит, человек убитый здесь и те два трупа… вы говорили… в полынье… были убиты из одного и того же винчестера?
— Совершенно верно, — согласился сотрудник ОГПУ с Аргуновым. — Теперь ясно, чем занимаются эти «ученые».
Дядя Гриша сидел и внимательно слушал разговор. Потом встал и вышел из барака.
Небо чисто. Кругом тихо. Дядя Гриша стоял и, глядя на террасы, щурился от яркого солнца. Ему не терпелось кому-нибудь рассказать обо всем услышанном. Его взгляд остановился на зимовье Выгоды. Дядя Гриша хитровато улыбнулся.
— Сейчас я этого барсука огорошу новостями!
И дядя Гриша большими шагами направился к Выгоде. Когда он зашел в одинокое зимовье, Выгода лежал, подложив под голову руки.