— Чего это ты развалился?
— Прихворнул немного, а тебе чего надо? — недовольным тоном проворчал приискатель.
— Ты лежишь! Хэ, а у нас…
— Чего у вас?
— А ты ничего не знаешь?! — дядя Гриша, не спеша стал вытягивать из кармана кисет.
— Чего там стряслось у вас? — не утерпел Выгода.
— Сегодня их этих самых того…
— Чего?
И тут дядю Гришу прорвало…
— Сейчас к американцам собираются, — сыпались слова. — Сам начальник поведет. Сейчас их там того…
Выгода, не дослушав, как ужаленный, вскочил с оленьей шкуры и быстро полез под нары.
— Ты чего это? — удивился дядя Гриша, — зачем туда?
— Да так… Табак у меня там хранится, — ответил Выгода, вылезая из-под нар.
Он на ходу схватил свою потрепанную тужурку и выскочил из зимовья.
— Ты куда это? — крикнул вдогонку дядя Гриша.
Выгода быстро скрылся в кустах.
— Огорошил я его!
Дядя Гриша, довольный, смотрел вслед Выгоде.
— Теперь надо доложить начальнику, что Выгода убежал, — решил дядя Гриша и направился в барак к Аргунову.
А Выгода напрямик через горы спешил к американцам. Руку он сунул за пазуху и поддерживал мешочек с золотом. «Только бы успеть! Мать честная! Вместе бежать в Америку!».
Он распахнул дверь и влетел в землянку.
— Вас идут арестовывать! Милиция приехала, — прохрипел Выгода.
У Джемса и губа отвалилась, и ноги отнялись. Потом вскочил.
— Бежать! Надо бежать! — Заметался, забегал, хватая что попало под руки.
— Я с вами бежать решил, — твердил Выгода.
Джемс заталкивал что-то в рюкзак и только окрысился.
— На кой черт ты нам нужен, нам и без тебя тошно!
Выгода ошалело переводил взгляд с Джемса на Дика. Тот, торопливо шаря, совал мимо кармана патроны.
— Вы же обещали, — выдавил наконец приискатель.
Дик взглянул на него таким взглядом, что Выгода сразу же кинулся прочь из землянки. Дик схватил винчестер и выскочил вслед за ним. Приискатель не успел отбежать от землянки и тридцати шагов. Пуля Дика настигла его. Выгода упал, широко раскинув руки. Дик быстро обшарил его карманы и вытащил мешочек с золотом. «Я хорошо знал, что этот парень не побежит в Америку с пустыми карманами».
Джемс ни о чем не спросил своего партнера, когда тот вернулся в землянку. Теперь все пропало. Погибли все его планы. Прощай богатство. Поспешно собрав самое необходимое, они с винчестерами наперевес выскочили из землянки.
Дик сразу увидел трех человек на невысоком холмике среди кустов. Он, вскинув винчестер, выпустил три патрона, и побежал с Джемсом через поле к лесу. Не пробежав и полсотни шагов, увидели другую группу в четыре человека, которая отрезала им путь. Теперь деваться было некуда. Оставаться на открытом месте — значило подставлять себя добровольно под пули. Они бегом кинулись в землянку и начали бесцельно стрелять в окно.
Шилкин, Узов, инженер и дедушка Пых пошли в обход со стороны горы. Они быстро поднялись по каменистому склону.
Солнце сияло. Листва шумела, на чистом голубом небе ни облачка. Сохатый лежал на спине и тяжело дышал. Лицо его казалось утомленным. Морщины стали глубже, глаза сузились. Аргунов расстегнул ему ворот рубахи. Скинув с себя пиджак, свернул вчетверо и подсунул ему под голову. При каждом выдохе в груди у Романыча что-то булькало. Пуля пробила ему грудь.
— Беги за врачом, — крикнул Аргунов, обращаясь к Андрейке.
— Не надо, врача не надо, — слабым голосом произнес Сохатый и облизал сухие губы.
Аргунов стоял на коленях, осторожно развязывая у раненого кушак.
— Николай Федорович, как же так, а? Сколько мы с тобой ходили по тайге… тонули вместе… а вот американцы…
Сохатый закрыл глаза. Аргунов подался вперед и взял его руку.
— Жить хочется, а тут вот умирать… пришлось. Еще хотелось прииск один открыть для нашей родины… хотелось еще поработать вместе.
Глаза Романыча закрылись. Дыхание становилось все реже и реже.
— Романыч!
— Я еще живой, Федорович, — и он медленно повернул голову к Аргунову, — я тебе был всегда верным товарищем. Прощай! Прощай и не вспоминай лихом.
Последние слова Сохатый произнес чуть слышно. Рука, которую держал Аргунов, ослабела и опустилась.
Откуда-то из-за гольца показалось белое облачко. Оно плыло в чистом, звонком и прозрачном воздухе и становилось все меньше и меньше и скоро растаяло в голубом небе.
Аргунов склонил голову.
«А пшеница высокая, высокая и колос тяжелый, словно золотом налитой. А поле так и золотится от спелой пшеницы и волнуется», — вспомнились ему слова Сохатого.