Селес и Айа принадлежали к виду, называвшему себя «омтуроскевировиливоривексорутмо», в более гуманном варианте на свернутом палиндромоне – «оммо», хотя во всех энциклопедиях все равно употреблялись исторически сложившиеся термины «неораса», «неолюди», или, на худой конец, «симбиотики», а капитаны грузовых транспортников и прочие невежливые особи называли их «новками», на что неолюди страшно обижались. Хотя новками их звали всего лишь потому, что они действительно были новичками в этой части Вселенной. На них и на их корабли начали вдруг натыкаться то там, то сям всего каких-то тридцать шиарийских лет назад. А наименование «неолюди» они получили за поразительное сходство с людьми обыкновенными – как внешнее, так и внутреннее. Вообще же про новичков было известно очень мало, потому что, во-первых, их самих насчитывалось немного, во-вторых, они ничего толком не могли о себе рассказать, а в-третьих, для того, чтобы изучить, их еще следовало поймать. Не имея собственной планеты, они жили в кораблях, которые использовали ментальную энергию оммо, а в обмен снабжали их питательным раствором. Таковы были первые полученные о них сведения, сразу же поставившие науку в тупик: ментальная энергия, как известно каждому здравомыслящему гуманоиду, рептилоиду или бицефалу, – это эзотерическая выдумка шиари, которых из-за стремления к душевной гармонии вечно сносит куда-то в астрал. А корабли, работающие на этой антинаучной штуке, еще и кормили своих симбиотических партнеров внутривенно – точнее, через особые свищевые отверстия в теле.
– Звучит даже немного неприлично, – хмыкнул и почему-то облизнулся пожилой каильский академик, узнавший об этом первым. – Чересчур, знаете ли, интимно, кхе-кхе…
– Но им же надо как-то есть, – невозмутимо ответил исследуемый корабль.
Между собой эти подозрительные пришельцы разговаривали на уникальном конструкте под названием «палиндромон» – в попытках найти рациональное обоснование того, как вообще мог возникнуть этот нелепо сложный язык, потерял рассудок не один лингвист. «Омтуроскевировиливоривексорутмо», по их утверждению, означало «дети Вселенной». С тем, что их зовут неолюдьми, они смирились, новками не хотели быть категорически и предложили нейтральный термин «внепланетяне». Но научное сообщество, обозлившись на все новые возмутительно неправдоподобные подробности, которые сообщали о себе неолюди, его проигнорировало. Оказывается, благодаря моментальной слуховой памяти любой язык они якобы осваивали буквально за одни шиарийские сутки. Общались между собой телепатически в неком ментальном поле – от всей этой ментальной ахинеи у почтенных ученых уже подергивались глаза, вибриссы и блуждающие ганглии. Жили неолюди практически вечно, поскольку корабли умели восстанавливать их тела в каких-то специальных баках. И, наконец, проклятые симбиотики не размножались – ни достойным половым путем, ни даже каким-нибудь жалким почкованием. Форменный подрыв устоев, беспардонное посягательство на саму суть любой жизни! Это стало последней каплей, и научное сообщество демонстративно плюнуло на дальнейшее изучение завирального вида. В конце концов, на планеты неораса спускалась редко, вооружений не имела, на территории не претендовала и могла дальше придумывать про себя в открытом космосе все, что пожелает. Бойкот продолжался, к обоюдному удовольствию сторон, несколько шиарийских лет, пока какой-то симбиотический умник не ухитрился перебросить из ментального поля во вселенскую инфосеть примитивную капсулу, набитую мыслеобразами, доказав таким образом существование этого поля. А заодно и раздразнив прочие разумные виды, не умевшие конструировать инфокапсулы, новой перспективной технологией. Научное сообщество, скрипнув зубами, вновь принялось изучать внепланетных фантазеров – сначала вяло и неохотно, а потом втянулось.