Она успела сменить хирургический балахон на строгий черный брючный костюм. Волосы у нее были пострижены в короткий бобрик, как у Владислава. Только не седой, а цвета мокрой ржи. Она тоже числилась «стариком», несмотря на свои тридцать лет.
Наташа кивком поздоровалась со всеми. Продолжала втирать в пальцы крем.
— От этих резины кожу щиплет просто жуть, — проворчала она.
Владислав выжидающе посмотрел ей в глаза.
— Стас, я не виновата, что у девки слабое сердце! — вспылила Наташа. — Раствор Рингера [13]убить не мог. От страха померла, мокрощелка недоделанная.
Наташа взяла из пачки «Кэмела», лежавшей на столе, сигарету. Закурила. Тряхнув головой, выпустила струйку дыма.
— У-у-ф. Мое мнение, она нифига не знала.
— Так не бывает, — не поднимая головы, обронил Фаддей.
Остальные согласно кивнули.
— За свои слова я отвечаю. Зрачки ни разу не среагировали, какой вопрос ей не задай. Либо полная амнезия, либо она, действительно, его ни разу в жизни не видела. Однако она его видела и не раз. Такого не заметить невозможно.
— Сама, что ли, на Димкину попку облизывалась? — подколол Степан.
— Ой, только не надо! — Наташа презрительно скривыла губки. — Это вы ему в рот заглядывали. А я сразу тухляк почуяла. Говорила? — обратилась она к Владиславу.
— Было дело. Но без доказательств, кто же верит.
— Надо было ко мне хоть раз на укольчик привести, были бы тебе доказательства.
— Такие как Диман не колятся, а сразу ломаются, — возразил Фаддей. — Был бы труп, а не доказательства. Лучше бы ты ему дала разок, вот, глядишь, и имели бы информашку для размышления.
Наташа пыфкнула сигаретой.
— Яйца у тебя, Фаддей Игнатович, уже седые, а в бабах так ничего и не понял. Чем дольше баба не дает, тем дольше тебя на крючке держит. Чем дольше мужик на крючке болтается, тем больше из него вытянуть можно. Ясно?
— Личный опыт не может служить доказательством, — отбрил Фаддей.
Владислав шлепнул ладонь по столу.
— Все, тема закрыта! В «медпункте» убралась?
Наташа кивнула.
— Я «похоронной команде» и Вовчика до кучи отдала. Правильно сделала?
— Не возражаю.
Наташа затянулась сигаретой, через плечо Степана заглянула в распечатку.
— Зря мозги коптите, мужики.
Все дружно посмотрели на нее.
Наташа несколько секунд наслажадалась всеобщим вниманием.
— Пока я с девочкой работала, мне мысль в голову пришла. Рожухин же хитрый мальчик, так? Не мог он «аппендикс» наростить там, куда вы в первую очередь нос сунете. Так что, не смотрите на схему. «Аппендикса» там нет. Потому что не может быть.
Владислав указал ей на пустующий стул. Но она осталась стоять. Знала, что фигура у нее безупречная, глаз не оторвать, тело гибкое, как у пантеры, и неожиданно по-мужски сильное.
— Что мы знаем наверняка, мужики? Что Дмитрий таскал с нашего сервера данные, достаточные для организации «центрального террора». А потом успешно с ним боролся. Насколько успешно, пусть судит его братва с Лубянки. Для меня главное, что он имел все необходимое для самостоятельной игры: нашу информацию, их оперативные возможности и силовой потенциал банд.
— Почему — самостоятельной? — спросил Фаддей.
Наташа отмахнулась.
— Потому! Итак, недостает одного элемента — «мозгового центра». Кто-то должен был сводить все в единое целое.
— «Бетховен» — это миф, ты же знаешь. Мы сами его и придумали.
Под ее саркастическим взглядом Владиславу стало неловко.
— Ладно, твоя взяла. Придумали с подачи Рожухина.
— О! — Наташа вскинула пальчик с острым алым ноготком. — А теперь с трех раз угадайте, кто мог играть роль «Бетховена». Не липу впаривать, а реально выполнять функцию координатора. Ну? Мужики, да вы что, совсем себе мозги прокурили?! Он сам и крутил, это же очевидно!
— Но не убедительно, — осадил Фаддей.
— Если такой умный, скажи, где сейчас искать Рожухина!
— А мы, между прочим, о том и мозгуем.
Наташа наклонилась над схемой, сигаретой указала на прямоугольник, расположенный особняком от других, скомпанованных в плотную группу. К прямоугольнику с надписью «Бетховен» шла единственная пунктирная линия.
— Почему? — спросил Фаддей, откидывась на спинку стула. — Докажи!
Владислав хлопнул ладонью по столу.
— Она права! Это единственный его адрес, о котором не знает «контора». Пока не знает. Если он раньше нас возьмет под контроль «Бетховена», мы горим синим пламенем. Все стрелки на нас переведет, сука! — Он достал из ящика стола пистолет, сунул в кобуру. — Спорить некогда. Мужики, по коням!
Странник
Свеча бросала в лицо дрожащий янтарный свет. Из зеркала смотрело совершенно чужое, словно не из этого мира лицо. Он чуть повернул голову, и в прорезях маски по ту сторону стекла вспыхнули зрачки.
Впившись в них взглядом, он ждал, пока из зрачков не уйдет тепло. Когда они окончательно заледенели, он подмигнул своему отражению.
«Вот так и надо. Таким ты мне нравишься».
Максимов смыл с щек остатки мыльной пены. Кожу немного щипало от порезов.
— Что ты там делаешь? — донеслось из кухни.
— Возращаюсь старому правилу: или отпускай бороду, или брейся каждый день, — ответил Максимов.
Марина сидела на табурете, забравшись на него с ногами. На остро выступающих из-под юбки коленях пристроила кружку с дымящимся чаем.
— Я яблоко в чай накрошила. Вкусно. Хочешь?
— Пока нет.
Он посмотрел в ее по-детски отрешенное лицо. Она полностью ушла в свой мир, цветной, яркий и непредсказуемый, как узоры в калейдоскопе.
«Счастливая. Замерла на грани между безумием и отчаянием. Мы сгиинем, а блаженные унаследуют землю. Правда, изгадили мы ее изрядно. Помойка помойкой, а не среда обитания. А они этого не замечают. Дети-цветы. Гибрид Страшного суда и светлого будущего».
— Сегодня ночь пойдет снег.
— Что?
— Сегодня ночью пойдет снег, — повторила она. — Снег — это летучий лед. Мир станет черно-белым. И все начнется с начала.
«Нави! — обмер Максимов. — Святой безумец».
Он опустился на корточки у ее ног.
— Что ты еще видишь, Марина?
Она навела на него свои распахнутые глаза.
— Скоро сюда придет человек, чтобы умереть. Ничего уже не поделать. Его время кончилось.
Преторианцы
Наползающий на город комендантский час зажигал огоньки в окнах домов. Самое тихое, боголепное время. Законопослушные граждане уже забились в свои норки. А те, кому уже все по барабану, еще не начали ночной дебош.
Официально комендантский час ввели «для обеспечения безопасности граждан в темное время суток от противоправных действий криминальных элементов». Кого защащала мера «по нормам Особого периода» становилось ясно, столило только взгянуть на график комендантского часа. Ограничение на передвижение расползалось от границ Домена к окраинам с уступом в час. Чем ближе к окраинам, тем позднее полагалось сидеть по домам и без надобности не высовывать носа на улицу. Плотность патрулей тоже убывала от центра к окраинам. В спальных районах, прозванных «гарлемами» сил едва хватало, чтобы держать под контролем основные магистрали. Об «обеспечении безопасности граждан» не шло и речи. Там гуляли круглосуточно, да так, что дым стоял коромыслом. Иногда в прямом смысле слова. Обитатели «гарлемов» страдали языческой пироманией: обожали тусоваться вокруг горящих бочек, поджигать помойки и устраивать пожары в ограбленных квартирах.
Бетховен жил на нейтральной полосе. Точно между не растерявшим приличие Домена Соколом и расхристанным Речным вокзалом.
Двигатель урчал на малых оборотах. «Бычок» накатом прокатил по притихшей улочке. Дмитрий успел разглядеть слабый свет в окнах Бетховена. Нажал на газ, рывком вогнал машину в ближайший проулок.
Странник
Бетховен долго кхыкал и кхекал, возясь с замком. Марина терпеливо ждала, прижимая к груди банку тушонки.
13
Антисептическое средство, применяется внутревенно после полостных хирургических операций и при сильных отравлениях, побочным действием является продолжительный сильный озноб.