Избранная разжала ладонь, разглядывая подобранный обломок сухой веточки.
Придерживая мокрый подол, я опустилась рядом. Девушка не стала возражать, когда я принялась подбирать разбросанные лепестки, бусинки и прочую мелочевку, будто бы украденную из гнезда вороны.
— Меня зовут Дробь. Я искала тебя. Мне очень нужно с тобой поговорить.
Клавдия положила находку на высокую подставку (пюпитр?), и обратила на меня взор карих глаз.
— Я тебя раньше не видела. — Молвила она и без особого интереса уточнила: —Кто ты?
Я замялась. Уже приходилось рассказывать одной Избранной, о себе. Это обернулось плохой историей. С тех пор не спешу вываливать встреченным Избранным всю подноготную про себя и Центр.
— Друг. Я хочу помочь тебе выбраться отсюда. И себе. Нам обеим.
Клавдия подошла к мраморному пюпитру с холстом, тонкими пальцами подцепила изящную сухую веточку — одну из поднятых с пола, мазнула по ней кисточкой с клеем и пристроила в углу картины. Кажется, она мне не поверила. Да я бы тоже себе верить не стала.
— Зачем мне выбираться отсюда?
— Чтобы исполнить Предназначение, найти любовь, спасти мир и дальше по тексту.
Наверное, мне надо готовить более вдохновляющие и информативные речи. Но я промокла насквозь, сердце бьется в панике, а время уходит быстрее, чем деньги с зарплатной карточки.
— Я уже нашла свою любовь.
Судя по тону и пустому лицу, нашла она не любовь, а баночку успокоительного и пачку антидепрессантов.
— Отлично! Осталось только мир спасти и вернуть мне артефакт.
Мой энтузиазм не зашел. Что странно, поскольку Избранные обычно более эмоциональны и подвижны. Клавдия же едва находила силы со мной говорить.
— Ты мокрая, — проинформировала она меня таким тоном, будто бы предполагала, что я могла этого не знать. — За портьерами, там, где ширмы, есть стеллажи со сменной одеждой.
Я едва ли не топнула ногой от негодования. Она меня совершенно не слушаа.
— У меня нет времени размусоливать разговор на несколько часов. Коротко — я собираюсь помочь тебе, но сначала ты должна помочь мне. Расскажи что-нибудь важное о визире, чтобы я могла нас спасти. Звучит безумно, но дела обстоят так.
— Если ты переоденешься — простудишься, — ответила та, выискивая погрешности в своем рисунке-аппликации, над которым она так усердно трудилась, продолжая приклеивать всякий кусочки мусора к холсту.
Я потерла виски.
— Хорошо, переоденусь, — согласилась я, передавая девушке переломанные лепестки засохших цветов, — а ты расскажешь, что такого важного в этой картине, что ты не можешь от нее оторваться даже ради спасения собственной жизни.
Неопознанное творение Клавдии представляло картину с расположенными на нем семенами, листьями, перьями и травой. Возможно, по завершению, это бы превратилось в прекрасную и наполненную смыслом картину, но пока я видела лишь разрозненные частички хлама, что в прежней жизни я еженедельно выскребала из квартиры и выбрасывала в мусорное ведро.
— Ошибана.
Это она про меня?
— Что? — вежливо уточнила я.
Клавдия указала кисточкой на картину.
— Это ошибана.
— Икебана? — предложила я более знакомое слово.
— Ошибана.
— Это существительное или глагол?
— Это искусство.
— Ага, тот еще талант.
— Это настоящий вид искусства. — В голосе впервые появился намек на активную эмоцию. Ту, что заставляет злиться и сопротивляться. — Искусство создания картин из природных материалов.
Потрясно, мне попался человек с тонкой душевной организацией.
— Я так сразу и поняла, — хмыкнула.
Девушка не ответила, продолжая выстраивать одну ей понятную схему из цветов. Я покосилась на ширму. Мне правда нужно сменить одежду. В мокрых тряпках далеко не убежишь. Да и следы легко найдут по лужам.
Я медленно выдохнула и направляясь к ширме.
— Эй, тут нет сменной одежды. Только халаты.
— Конечно, — подтвердила Клавдия. — Это же не гардеробная, а внутренние купальни. Но ты мокрая и другого выбора у тебя нет.
Несколько минут я колебалась, таращась на заполненные полки. Передо мной встала давняя проблема общественных пляжей. Обычно в ней фигурировал купальник и отсутствие нормального места для переодевания. В нынешней ситуации переменные слегка изменились. Пришлось решать: снять абсолютно всю одежду и ходить голой под халатом или снять только верхнюю одежду, оставив нижнее белье, которое намочит шелковый халат в самых пикантных местах.