Ретроспектива
Вольная слобода
(за три года до описываемых событий)
Так уж устроен мир, заберись в самую глухомань, а война всё равно тебя найдёт.
Максимов жевал травинку, сглатывал пряную горечь и считал секунды до начала войны.
«Вот так ребятки, именно так всё и начинается. С первой лично тобой пролитой крови. Тогда, чья бы она не была, война становится твоей. Значит, и конца ей не будет, пока ты жив. Мне ли этого не знать!»
Старлей продолжал стоять у плетня, ничего не подозревая. Сосредоточенно дымил самокруткой с анашой, она росла здесь буйно, как крапива, под каждым забором, курил, вперив взгляд в низкое солнце.
Красный шар закатывался за Чёрный лес. Луг источал томный запах разомлевших трав. В ещё горячем небе заливался припозднившийся жаворонок.
Максимов знал, что это последний закат, который видит старлей. А тот продолжал беззаботно подставлять спину под удар.
Он явно презирал копошащегося у сарайчика аборигена в стареньком ватнике, стоптанных сапогах и нелепой панаме, украшенной перепелиными пёрышками. Впрочем, презирал он всех обитателей этой лубочной деревушки, людей с ярко выраженным прибабахом на всю голову: тут каждый одевался в меру своего понимания прекрасного. Если смешать цыганский табор, поселение викингов, староверческий скит, колонию растаманов, байкерский слёт и тот интернационал, что Моисей водил пятьдесят лет по пустыне, то получилось бы слабое подобие Вольной слободы.
Старлей был хищником, профессиональным охотником за человечиной. Это Максимов вычислил сразу, стоило группе людей в камуфляже показаться на околице. Перед этим они сутки таились в лесу, наблюдая за деревней. Аборигены почуяли их присутствие, но старались не подавать виду. И хищники купились на абсолютно беззащитный вид аборигенов и полную фортификационную нелепость их поселения.
По тому, как пришельцы впивались взглядами в женщин, и как пренебрежительно посматривали на мужчин, стало совершенно ясно, с чем они пожаловали. Максимов чутко уловил нотку паники, повисшую в воздухе. Пришельцы не почувствовали ничего. Этот мир был им чужд, он ничему не хотел их учить и ничего не подсказывал.
Пришельцы, семь человек вместе с командиром, не стали снимать с себя бронежилетов. Так и завалились в них за стол. Оружие держали при себе, как знак, подчёркивающий их тотальную инаковость. Или жезлы власти в этом маленьком мирке. Они вели себя с самоуверенностью сильных, с которых заранее сняли все грехи. За ними была не только хищная сила, основное их преимущество состояло в численном перевесе. Форма, которую они самодовольно демонстрировали, словно говорила: «Нас, таких, тысячи. По нашим следам придут сотни таких же — безнаказанно сильных. Даже стрелять не придётся, просто затопчем в землю. Потому что нас — легион».
Пришельцы смачно жахали земляничную самогонку и жадно чавкали местными разносолами. Сколько не заталкивали в себя, в глазах всё не гас белесый огонёк оголодавших псов.
И разговоры плели неумело. Скорее всего, даже не хотели таить, что из всей жизни странного мирка их интересуют всего две вещи: что там за Чёрным лесом, и как часто в Слободу заходят люди с оружием.
Аборигены делали глупые лица. Даже врать не приходилось. В Чёрный лес никто не ходил, лес попросту к себе никого не допускал. А люди с оружием? Какие ещё в этой глухомани люди, кроме нас самих? А у местных оружие если и было, так исключительно для охоты.
Максимов сплюнул травяную горечь. Ладонью вытер губы. Достал из рукава ватника стилет. Выждал, когда рука старлея поднесёт ко рту самокрутку. И метнул нож в цель.
Лезвие наполовину вошло в ложбинку у основания черепа. С кхекающим звуком из горла старлея вырвалось облачко дыма. Он уронил руки, выгнулся, до хруста прогнув позвоночник. И рухнул в траву.
Максимов подошёл к бьющемуся в конвульсиях телу. Поставил ногу между лопаток. Наклонился. Вытащил из затылка нож. Тело дрогнуло. Из лёгких, как из пробитой шины, с шипением вышел воздух.
Нашивки на обмундировании были совершенно незнакомые. Какая-то крылатая тварь на шевроне. Крой формы за то время, что Максимов отсутствовал в Большом мире, стал совершенно натовским.
«Нет, что-то там у них в головах совсем с рельсов соскочило. И не в форме дело, — думал Максимов, быстро и сноровисто обшаривая карманы убитого. — В наше время, я бы застрелился, если бы получил приказ зачистить своих. И все, кого я знал, или себя бы кончили, или того, кто такой приказ отдал. Хотя ангелами никогда не были. Взять хотя бы Славку-Беса… А этот смог. Поэтому — и труп. Точка!»