«Нам Бог не дал любви, потому мы такие… страшные. Кто любит власть, уже ничего полюбить не сможет. А он не монстр, не фигляр, а титан, коли взял на себя тяжесть такой любви».
Старостин вошёл в комнату. Совершенно по-Решетниковски завёл руки за спину и стал покачиваться с пятки на носок.
— Что-то случилось? — Салин отодвинул от себя тарелку.
Старостин смотрел, будто прицеливался.
— Закроем все вопросы, Виктор Николаевич? Чтобы чёрных кошек промеж нас не бегало. Начнём с Карнаухова.
Салин промокнул губы салфеткой.
— Ещё раз, Иван Иванович, мои соболезнования…
Старостин отмахнулся.
— Давно напрашивался. Думаешь, он по своей дурной воле к Ганнеру подъезжал? Ого! Два дня матюгами уламывал. А что стоило его две недели в квартире держать с одним охранником, ты подумал? Честно говоря, уже разочароваться в вас успел. Несолидными вы мне показались контрагентами. Такие дела предстоят, столько жизней перекорёжим, а вы менжевались одного старика ухайдокать. Просто Родиончики Раскольниковы, а не старые львы.
Салин машинально достал из карманчика чехол, достал очки и водрузил на нос.
— Второй вопрос — нам Первый нужен?
Салин хмыкнул. Тихонько постучал чехлом по столу.
— Иван Иванович, — укоризненно покачал головой Салин. — Кто же о живом президенте такие вопросы задаёт? Политический моветон.
— У тебя есть люди в Кремле? — Старостин сознательно первый раз за вечер сказал ему «ты», разорвав дистанцию.
— Конечно, — Салин это уловил и насторожился.
— Тогда позвони им. Мне можешь не поверить.
— Не крути, Иван. — Салин в свою очередь сделал шаг навстречу, отбросив отчество в обращении.
— Придурка нашего всероссийского пристрелили!
— Не может быть! — Салин смахнул с лица очки.
— В России живём, Виктор. Здесь всё может быть. — Старостин грузно опустился на стул.
В этот момент зашуршали полы халата, и Ника, сверкая улыбкой, внесла пирог.
— Сюрприз!
Салин не выдержал нервного напряжения, закрыл ладонью глаза и затрясся мелким смехом.
Со стороны казалось — плачет, пряча глаза.
Старостин вдруг сам осознал весь комизм ситуации и захохотал в голос.
Ника переводила удивлённый взгляд с одного на другого, верхняя губка подрагивала от обиды.
Странник
…Вихри чуждых миров сшиблись, запустили друг в друга жалящие щупальца, затрещали незримые нити, смешались свет и тьма, породив пламя. Волна огня вздыбилась к чёрным небесам, задрожали звёзды, как слёзы на ветру, застонали камни. Время замерло…
Максимов вздрогнул и поднял голову.
«Время!» — ударило в ушах, как колокол.
Он щёлкнул тумблером, движки заурчали, по стальному вымерзшему телу машины прошла дрожь. Через руки, сжимавшие руль, она проникла под сердце.
«Время!»
Он включил рацию. В малиновом свете лампочки на панели ещё раз сверился с записью в блокноте капитана.
«Моей вины нет. Они встали на пути. Сами подгадали свою смерть», — отмахнулся он от навязчивой мысли о двух трупах, лежащих за спиной.
Щёлкнул тангетой.
— Я — «Ладога-тринадцать». Я — «Ладога-тринадцать». Внимание — «Ветер»! Всем, кто слышит меня, «Ветер»! Старый Арбат, Сивцев вражек, нападение на патруль. Группа неизвестных, до десяти человек, вооружены автоматическим оружием. Веду бой. Я — «Ладога-тринадцать», приём!
Отбросил шлемофон. Положил на колени автомат.
«Сами виноваты, что у меня всё получилось. Оружие в городе почти у каждого, а БТР — самый незаметный автомобиль».
Эфир уже взорвался, затараторил разными голосами.
Максимов ухмыльнулся: «Забегали, черти!»
Старые львы
Порыв ледяного ветра вырвал из пальцев сигарету.
Владислав захлопал себя по груди, красный светлячок унёсся в темноту.
— Ёпт! — выругался Владислав.
Поднял взгляд на окна подъезда. На площадке второго этажа появилась фигура крупного мужчины.
«Старостин. Мой ещё не вышел».
В переулок ворвался рёв мощных движков.
Владислав рывком развернулся.
Из темноты на них неслась, матово отсвечивая хищным телом, стальная громадина.
Он что было сил грохнул по капоту. За запотевшим стеклом мелькнули белые пятна лиц.
— К машине! — заорал Владислав. — Стре-ля-яй!!
Но уже заскрежетал, разрываемый страшным ударом, металл. Первый джип подняло на дыбы и опрокинуло на стоящую впереди машину.
Он застыл на месте. А груду искорёженного металла неудержимо волокло на них.