— Как больное? — всполошился эльф. Безвинно продиагностированный конь окосел. — Проверяли же вот только час назад.
— А через неделю охромеет, — безразлично протянула она, незаметно ни для кого, кроме меня метко пнув конкурента в то самое колено. Конь стоически смолчал, уж больно длинные у неё были ресницы.
— Откуда знаешь? — не поверил остроухий.
— Тут кто лошадь — ты, или я? — вопросом на вопрос ответила настырная зверюга, выразительно поглядывая на жеребца. Тот покорно припал на левую ногу. Она закатила глаза: пинок пришёлся на правую.
Мириэль заколебался, а я ржала так, что чуть не свалилась со спины собственного транспорта.
— Имей в виду, — наконец решился эльф. — Начнёшь скандалить…
— Для тебя — всё, что угодно, милый, — похлопала кобыла длинными ресницами. Мириэль покраснел повторно, но мужественно продолжил:
— Привяжу к первому же дереву и заберу только на обратном пути.
Этот клоун непарнокопытный немедленно вытянулся по стойке смирно.
— Буду молчать, как рыба, честное лошадиное.
— Лошадь, которая молчит как рыба? — сдавленно прошептал кто-то за моей спиной. — Это что?
Пока переседлали животных, пока то, пока сё — прошёл добрый час.
Мириэль некоторое время морщился, но, к середине дня оттаял и, уже не стесняясь, вовсю болтал со своим новым транспортом. Парочка подобралась что надо. По-моему, ему даже понравился ехидный попутчик, по крайней мере, когда ближе к вечеру Милена заявила, что его прошлого коня просто с дороги убрать надо было, а что там у него с коленом — ей не ведомо, но что не сделаешь ради приличного потомства, эльф даже не возмутился, а понимающе хихикнул.
В любом случае, протрясясь безо всякого удовольствия верхом весь день, мы разбили лагерь на идиллической поляне, только что не снабжённой улыбчивой девушкой-рецепционисткой и табличкой „Зарезервировано для эльфов“.
Все занялись своими делами: кто-то развёл огонь, кто-то кашеварил, кто-то проверял оружие, а кое-то — хилый — как я, завалился животом в мох, от всего сердца сочувствуя отбитой пятой точке. Кто-то милосердный принёс мне миску с едой. Кое-как отлежавшись и проглотив принесённое, даже не почувствовав вкуса, я извлекла из седельной сумки флягу с мёртвой водой и принялась экспериментировать, то нюхая подозрительную жидкость, то капая ею на носок ботинка или камень. На что угодно поспорю — это девяностопятипроцентный спирт. Не вовремя выскочивший из-под земли, супостат внёс некоторое оживление в мои научные изыскания, получив добрых сто грамм прямо в оскаленную морду, и — для верности — булыжником по черепу. По правде говоря, за булыжник он спасибо мне сказать должен был (но не успел): отвратительная физиономия моментально поплыла, шипя и пузырясь, аки у легендарного графа Дракулы (кстати, как он там — на севере, не мёрзнет?) после душа из святой воды.
Что же у этого ликвида за химический состав такой? Хорошо, что я не успела продегустировать, а ведь уже совсем было собралась.
Мой визг переполошил весь лагерь, начавший взрываться фонтанами земли, словно во время ковровой бомбардировки.
Огромное спасибо тебе, добрый и изобретательный дядя оружейник: мои верные „подружки“ не оставляли подземникам ни одного шанса приблизиться к камню, на коем я держала оборону, со свистом рассекая всё на своём пути. Но радовалась я недолго: что там было на счёт накачаться? Мышцы протестовали против таких нагрузок. Скрипя зубами, я отмахивалась от наседавших со всех сторон тварей, пока руки в конце концов не сдались. В ход пошли окованные сталью ботинки, а когда один особо умный урод таки подобрался ко мне на расстояние вытянутой руки — и кастеты. Другой сам себе навредил, неосмотрительно попытавшись закусить моим каблуком, в результате сломал зубы и словил тем же каблуком в лоб, после чего уже больше не встал. Хорошо хоть, что наученная горьким опытом отшибания боков в родном лесу, я прочно обосновалась на валуне и слазить ни за что не желала, и подземники не имели шансов подбить меня снизу. Силы мало-помалу окончательно улетучивались, и я мысленно поздравила себя с не совсем уж бесславной кончиной, а ещё с тем, что всё-таки прозорливо успела расстаться с девственностью. Вот было бы безобразие: мало того, что противник гадостный и уложить успела всего ничего, так и в девицах ещё. Уйдя в себя, я как-то не сразу сообразила, что вот уже минуту подряд методично размазываю по камню чью-то гадкую физиономию, а сменять её на боевом посту никто не спешит.
Так же внезапно, как началась, атака захлебнулась.
Мы ошалело переглянулись, причём на мне, по-прежнему возвышавшейся на валуне, сошлись взгляды всего отряда. Я почувствовала себя переходящим знаменем.