Вокруг каждого — это мне сверху хорошо видно было — громоздился дурно пахнущий вал, у кого пошире, у кого повыше. Сравнив, я преисполнилась законной гордостью: мой личный был и широк и высок, во всяком случае эльфам пришлось скрепя сердце, расчистить проход своими мечами, чтобы меня оттуда вытащить.
Про то, как мне было плохо, рассказывать не буду, как и описывать, в каком виде мы с Мириэлем, поддерживая друг друга, заявились в шатёр правителей, телепортировавшись после того, как я опорожнила желудок; достаточно сказать, что Маркин, снявший с моих волос какой-то ошмёток, без слов протянул флягу и посмотрел на нас с нескрываемым уважением, равно, как и Зариэль, который одобрительно похлопал не менее живописно декорированного брата по плечу, после чего пошёл мыть руки.
Вообще, всё высокое собрание так и подскочило при виде нас, как будто их что-то ужалило. Наверное, всё-таки мы слегка опоздали… Или ждали одного только младшего принца. По крайней мере Моррин и Мар. Вот для них моё появление стало сюрпризом. Оба заморгали, потом первый отбросил кресло и, на ходу прошипев в сторону довольно улыбавшегося правителя эльфов что-то насквозь непечатное, устремился к незваной галлюцинации, не заботясь о чистоте своего привычно-пасторского балахона. Очень, кстати вовремя: меня шатало после телепортации, Мириэль уже отошёл, а Маркин ещё не добежал. Так что к Мору я и привалилась, слишком измотанная, чтобы начинать волноваться, как планировала.
— У кого тут съехала крыша? — требовательно спросил он (что за бесстыдный плагиат?!), задержавшись взглядом на перемазанных зеленоватой слизью, заменявшей подземникам кровь, плетях, которые я так и несла — распущенными и на плече, а сейчас — уронила на землю: уж больно неподъёмными они казались, равно как и седельные сумки, уже лежащие у моих ног.
— Сейчас съедет у меня, если я всё это с себя не смою, — я отхлебнула из фляжки Мара, с трудом попав горлышком в собственный рот и вытерла лицо дрожащими руками, предварительно брезгливо стянув перчатки.
— Ну, Зариэль! Я тебе шею сверну, — пообещал оборотень.
— Ну и зря, — недопоняв, встрял Мириэль и совсем по-мальчишески завёлся: — Видел бы ты, как она их плетями. Раз, подземник — пополам, два, второй — пополам! Только близко к ней подходить не надо. Голову снесёт.
Выражение пылающих жёлтых обратившихся ко мне глаз слегка смягчилось.
— Почему-то я не удивлён. Река рядом, пойдём, сумасшедший человек. — Мор осторожно стёр что-то с моей брови, и мы пошли. Точнее, он практически дотащил меня до реки, помог отчистить доспехи и оружие и, бдительно следя за водой, дал возможность смыть пот и отвратительную слизь. Зря я боялась с ним снова встретиться. Наверное. По крайней мере выяснять что, да почему, у полутрупа мудрый Моррин не стал. С другой стороны, всё же вроде бы было оговорено: сделала дело и ушла домой, так что и нечего себя накручивать.
Когда меня, завёрнутую в одеяло, проэскортировали обратно, Мириэль уже закончил свой доклад, а меня ждала здоровенная кружка с травяным отваром. Я едва удержала её обеими, одинаково трясущимися, руками.
Эльфа отправили на ночлег к эльфам, а меня в свой шатёр оборотень отвёл лично, дабы „куда-нибудь ещё не сбежала по дороге“. Я только пальцем у виска покрутила, специально поддержав для этого жеста одну руку другой.
Кстати, это был первый и предпоследний раз, когда он вообще упомянул моё бегство из ещё неостывшей постели. Вот что значит пятьсот лет прожить! Устрой я нечто подобное кому помоложе, да поглупее, мне наверняка уже всю плешь бы проели и всё испортили. А этот умник начисто перечеркнул самую возможность неприятного объяснения, изобразив нечто вроде благопристойного супружеского поцелуя на ночь в лоб, как будто это и не я слиняла не прощаясь на три с половиной месяца, и пошёл по своим делам, демонстративно не заметив мои округлившиеся глаза. Может, я чего-то не понимаю?
Проклятие тут, проклятие там, а он не слишком и изменился. Ни в размерах (слава тебе Господи), ни, судя по всему, по характеру.
Сон навалился внезапно, и я даже не стала противиться, чувствуя себя выжатым досуха носком.
Никогда не думала, и даже не мечтала пополнить ряды феминисток, считая их лозунги о женской независимости слегка надуманными.
Но сейчас во мне всё кипело от возмущения, и, подсунь кто-нибудь вступительную анкету — заполнила бы не колеблясь.
Утро началось вполне безобидно. Я открыла глаза на рассвете, вернее выпучила их от нарастающей боли в мышцах рук. Молочная кислота образовывалась с впечатляющей скоростью. Покрутив ноющей шеей и убедившись, что в шатре лежу одна, я, охая, начала разминать окаменевшие предплечья, тихо поминая подземников, ведьму, и отдельно — тот треклятый пень: весь левый бок посинел и ныл похуже больного зуба. Сделав четыре с половиной отжимания — больше чем могли, но меньше, чем хотели — и со скрежетом погнувшись во все стороны, мы с моим телом в конце концов пришли к общему знаменателю и, одевшись, пошли на поиски оборотней на предмет „волчьей травки“. Прямо снаружи мы обнаружили Воррока-старшего с букетом.