— Как о чем, о жизни, — Гретта пожала свободным плечом. — Интересно же, чего ради он полгода тут тусуется…
— Кажется мне, я знаю — чего ради, — без восторга протянул Поттер.
— Думаешь, по твою душу?
— Подозреваю…
— И почему ты тогда еще жив?
Повисла пауза.
— А ведь правда, Гарри, — подала голос Гермиона, — если бы Сам-знаешь-кто послал его убить тебя, то у него уже был миллион шансов!
— А может, он послал его следить за Гарри? — предположил Рон.
— Зачем? — возразил Поттер. — Что такого нового Волдеморт решил обо мне узнать? Сколько сахара я кладу в чай?
— Ну, а тогда зачем он здесь? Нести свет в массы?
Неожиданно мужчина на стуле сдавленно застонал и дернул головой.
— О, — оживилась Гретта, сунув в клюв Азазеля очередной крекер, — сейчас и спросим! Ну-ка, слиняйте быстренько из его поля зрения, не будем нервировать человека лишний раз… — она проследила, как заинтригованные Поттер и компания отползают в темный угол за спиной пленника, прикрывшись мантией-невидимкой, дождалась, пока мутный взгляд карих глаз более менее сфокусируется на ней, широко улыбнулась и помахала рукой. — Привет, давай знакомиться! Я — Гретта, а тебя как зовут?
— Ты?! — искренне изумился тот, округлив глаза. — Так это ты меня…
— Не обижайся, — она отмахнулась, — мы, девушки, существа нервные, импульсивные, ну психанула — с кем не бывает?
— Какого черта?! — он дернулся, но веревки держали крепко. — Ты…
— Тш-ш, — Гретта прижала палец к губам, — не вопи. А то сюда полшколы сбежится, а ты в таком виде… Неловко получится, правда?
Блондин подозрительно сощурился.
— Ты еще никому не сказала?
— С какой стати?
— То есть? — озадачился пленник.
— Ну, сам подумай, я тут не учусь, не живу, вообще мимо проходила, откуда я знаю, какие у вас, англичан, причуды? Может, преподавать под обороткой для вас — обычное дело… Но ты так и не ответил, как тебя зовут? Только чур — отвечать честно, а то я обижусь и пожалуюсь на тебя Дамблдору!
В карих глазах мелькнуло неподдельное недоумение.
— Ну, допустим, Барти, — осторожно сказал он, явно просчитывая варианты.
— Приятно познакомиться!
— Что ты делала в моей комнате?
— Тебя ждала.
— Что? — светлые брови поползли вверх. — Зачем?
— Влюбилась, — Гретта мило покраснела.
— Что?!
— Ну да, — она похлопала ресницами. — Ты был таким харизматичным в роли Грюма, а я — девушка впечатлительная, сказки люблю, особенно «Красавицу и Чудовище»… И тут бац — такой сюрприз! Чудовище превратилось в принца — и даже без поцелуя!
Барти моргнул.
— Ты издеваешься?
— Вовсе нет, ты очень симпатичный, а я всегда неровно дышала к блондинам…
— Может, ты меня тогда развяжешь? — ухмыльнулся Барти.
Гретта чуть наклонила голову набок, лукаво глядя на него из-под ресниц.
— Может, и развяжу… Если расскажешь, зачем Волдеморт прислал тебя сюда?
Он вздрогнул, а затем недобро прищурился.
— Я похож на идиота?
— Ты похож на обезоруженного и связанного Пожирателя Смерти, по которому горькими слезами плачут дементоры в Азкабане, — спокойно сказала Гретта. - Они, я слышала, тоже господа любвеобильные, и целоваться обожают — спасу нет.
Барти ощутимо передернуло.
— Откуда ты…
— На тебе Метка и статья за похищение настоящего Аластора Грюма — как минимум. Но что-то мне подсказывает, что это далеко не единственный твой подвиг… В общем-то, мне все равно. Меня гораздо больше интересуют планы твоего Лорда, так он, кажется, себя называет?
— А тебе-то что до него? — он вызывающе приподнял подбородок. — Сама сказала, ты здесь не живешь и вообще «мимопроходила»…
— Да так, банальное любопытство, — Гретта рассеянно погладила радужные крылья своего питомца. — Слабость у меня к темным магам, понимаешь?
— Хочешь к нему присоединиться? — недоверчиво фыркнул Барти.
Гретта хмыкнула.
— Ну, не так быстро. Для начала — просто познакомиться. Может, он окажется недостоин меня…
Барти поперхнулся воздухом.
— Однако… с самооценкой у тебя проблем нет…
— Наследственность, — вздохнула Гретта. — Никуда от нее не денешься. Ну так как, мы договорились? Устроишь мне свидание со своим начальством?
— Ничего не выйдет. Лорд сейчас не в адеквате, — с заметным сожалением протянул Барти. — Его переклинило на Поттере, и больше он ничего и никого не воспринимает. А я уже три раза задание провалил, так что мне теперь дешевле Дамблдору сдаться, чем вернуться…
Гретта бросила быстрый взгляд в угол, где прятались ребята, потом на кислую физиономию Барти, и в глазах ее вспыхнули азартные искорки.
— На Поттере, говоришь, переклинило?
***
Время между вторым и третьим туром в Хогвартсе прошло… беспокойно.
В прямом смысле.
Седрик и Флер (а заодно с ними все хаффлпаффцы и мадам Максим) беспокоились за исход Турнира.
Каркаров беспокоился за свое будущее в целом. Уж больно ярко и азартно в последнее время блестели глаза у его любимой ученицы. Ох, не к добру…
Хагрид беспокоился за своих любимых соплохвостов — а ну как дурные чемпионы навредят его милым зверушкам? О том, что «милые зверушки» — трехметровые пародии на скорпионов, воняющие тухлой рыбой — сами кому хошь навредят, Хагрид как-то не задумывался.
Северус Снейп — счастливый обладатель ноющей к дождю и проблемам Метки — беспокоился из-за подозрительно возросшей активности одного из своих работодателей.
Минерва МакГонагалл, у которой, в отличие от Снейпа, работодатель имелся всего один — единственный и неповторимый — беспокоилась за Дамблдора. Ибо тот чем дальше, тем больше начинал походить на клинического неврастеника. Мало того, что сам бледный, глаз дергается, руки трясутся, шарахается от каждой тени, так еще и петь по ночам начал.
Не подумайте дурного, Минерва сама не слышала, об этом ей разболтали многочисленные портреты бывших директоров. Их хрупкая душевная организация не выдержала ночных вокальных упражнений коллеги, и после первых же трех концертов они дружно собрали манатки и перебрались на ПМЖ в кабинет Минервы, благополучно выперев с их законных холстов тамошних обитателей и сожрав все фрукты на единственном натюрморте.
После этой стихийной… миграции… беспокоиться стала уже не только Минерва, но и весь факультет Гриффиндор в полном составе. Правда, не за директора, а за себя-любимых, ибо доведенная до ручки бесконечными советами и поучениями бывших глав школы, МакГонагалл очень быстро озверела и начала гнобить ни в чем не повинных студентов похлеще незабвенного Снейпа.
Сам директор а.к.а Альбус Дамблдор беспокоился тоже. Причем, вопреки всеобщему мнению (а также логике и здравому смыслу), беспокоился он не из-за себя, не из-за школы, не из-за исхода многострадального Турнира и даже не из-за Геллерта, вполне возможно, сбежавшего из тюрьмы (разрешение на свидание Светочу гнусные и противные Главы МКМ так и не подписали), нет. Ему не давали спать по ночам радужные слоники, толпами бегающие по стенам спальни и требующие петь им колыбельные.
Справедливости ради, Альбус (пока еще был в относительном адеквате) честно пытался от слоников избавиться. Палочкой махал, умными книжками в них кидался, специалиста по проклятиям вызывал… Ничего не помогло. Даже полное (совершенно секретное) обследование в Мунго.
Никаких проклятий, заклятий, зелий и прочей магической бяки в крови, а также костях, мозгах и бороде (тоже проверили на всякий случай) Великого и Светлого обнаружено не было.
Однако слоникам на вердикты светил колдомедицины оказалось начхать. И они продолжали маршировать по любимым директорским обоям в цветочек каждую ночь — ровно до тех пор, пока Дамблдор — кошмарно фальшивя дрожащим голосом — не пропевал им пять раз подряд «Спи моя радость, усни».