- Господи, друг мой! И что с того? Вам же говорили – в этом павильоне когда-то держали тигра! – я припомнил, что и сам видел какие-то клочья, но в том хаосе, что царил в павильоне, они меня не удивили.
- Но, доктор, его держали там больше, чем полстолетия тому назад! Неужто в павильоне с того времени ни разу не убирали? От тигриных когтей могли остаться следы на полу и на стенах, но клоки шерсти? В доме, который так тщательно ведут? Радуйтесь, что вы не сказали об этом миссис Джейнс или Джерому - боюсь, вас бы побили! – улыбнулся Холмс.
- Ну, ладно, ладно, я вам верю и признаю, что ошибался! И как же вы объясните эти необычные, я бы даже сказал, фантастические находки?
- Что же, признаюсь: в тот день, обнаружив столь удивительные улики, я растерялся не меньше вас, Ватсон, – продолжил Холмс, в очередной раз наполняя наши стаканы. – Что скажете, доктор, если мы позовем официанта и отведаем еще немного аппетитной баранины?
- Было бы хорошо! Все-таки только у Симпсона можно рассчитывать на настоящую добротную английскую еду!
- Полностью с вами согласен! – и Холмс знаком подозвал официанта. - Так на чем я остановился?
- На ваших выводах.
- Да. Я прошу вас, доктор, внимательно следить за ходом моих рассуждений. Хорошо обдумав все увиденное, я рискнул попробовать признать возможность невозможного. Итак, у нас, если считать этикетку подлинной, была бутылка виски из будущего, пистоль и шерсть тигра – из прошлого и весьма способный ученый из настоящего, ставивший опыты и создававший непонятный нам пока прибор, остатки которого мы видели на столе. Чтобы понять, как они связаны между собой, мне и надо было вернуться в поместье и узнать побольше о самом Патрике Уиндеме, его предке Гарольде Уиндеме, чье имя было выгравировано на пистоле, а также о тигре. Вот послушайте! – и совершенно неожиданно Холмс с пафосом продекламировал, – «Ничто так не способствует созданию будущего, как смелые мечты» - Виктор Гюго. «Тем, кто не оглядывается назад – не заглянуть вперед» - Эдмунд Бёрк. «Настоящее – малое, нереальное мгновение между прошлым и будущим» - Фрэнсис Бэкон. «Справедливо считать творцом научной идеи того, кто не только признал философскую, но и реальную стороны идеи, который сумел осветить вопросы так, что каждый может убедиться в ее справедливости, и тем самым сделал идею всеобщим достоянием» - Димитрий Менделеев.
Я едва не подавился куском мяса, услышав от Холмса цитаты из творений французского литератора и великих философов прошлого, последнее же имя мне было неизвестно. Холмс казался очень довольным произведенным эффектом.
- Холмс, черт побери! Неужто вы стали интересоваться философией и литературой? А кто тот, последний, процитированный вами?
- Увы, я, как и прежде, не собираюсь засорять свою память ненужными в моей работе сведениями! Эти цитаты и имена были записаны на полях рабочих тетрадей Патрика Уиндема. Хотя последнее имя мне как раз отлично знакомо – это великий, с моей точки зрения, русский ученый, систематизировавший химические элементы в периодическую таблицу, очень полезное изобретение. Прочитав эти любопытнейшие записи, я сделал вывод, что мистер Уиндем работал над машиной времени, переносящей людей в будущее или прошлое. И в тот вечер испытывал свое изобретение.
Вот тут я окончательно лишился дара речи! Только несколько минут спустя, придя в себя, смог переспросить:
- Что изобрел?! Холмс, простите, но для меня это слишком! И что, вы сможете по его записям воссоздать машину?
- Ну, уж нет! Даже если бы и мог, не стал бы этого делать. Мне кажется, что есть сферы, в которые человеку не стоит вмешиваться, как бы заманчиво это ни было. И печальный пример гибели нашего изобретателя машины времени - тому ярчайшее подтверждение. Тетради мистер Уиндем вел систематично, но очень не аккуратно: множество зачеркиваний, стрелочек, какие-то формулы обведены кругами, другие квадратами… Что это могло означать, знал лишь покойный. Кроме того многие записи залиты химикатами и пропали. Кроме того, у меня есть еще одно доказательство моей версии, вот, - с этими словами он извлек из кармана сюртука лист бумаги, сложенный вчетверо, и подал мне. – Прочтите, Ватсон, это письмо Гарольда Уиндема, предка нашего изобретателя. Сомневаюсь, что мне позволили бы рыться в дневниках Грэнвила Уильяма Уиндема, бывшего министром в правительстве Питта, но письма его младшего брата, Гарольда, пролистать позволили, тем более, что я знал конкретную дату, так что быстро нашел нужную запись. Надо сказать, этот господин не был любителем писать мемуары, от него осталось лишь несколько писем да этот любопытный документ, который нашли после его смерти засунутым между страниц «Книги о разнообразии мира» Марко Поло, и решили сохранить. Все-таки это хороший обычай в аристократических семействах. Я переписал его. Читайте Ватсон!
С сомнением развернув бумагу, я начал читать:
«Сомневаюсь, стоит ли кому-нибудь рассказывать о странном видении, посетившем меня в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое ноября, ибо меня вполне могут принять за сумасшедшего, поэтому вверяю бумаге сей дивный сон, показавший мне лично совершенно реальным.
Четырнадцатого ноября я приехал с друзьями в поместье. Старший брат принял нашу шумную компанию не особо радушно, ибо предпочитает уединение и серьезные занятия. Несмотря на недовольство мной и моим образом жизни, он все же поздравил меня с прошедшим днем рождения и подарил пару превосходных пистолетов работы Роберта Вогдона, а пирушку по этому поводу распорядился накрыть нам в павильоне, подальше от своих глаз и ушей.
Мы пировали два дня, за это время было выпито несколько галлонов бренди, больше двух дюжин бутылок кларета. Моих друзей слуги развели по комнатам, меня же трогать побоялись: в таком состоянии я становлюсь слишком возбужденным и, как утверждает брат, опасным, поэтому в ту роковую ночь я остался в павильоне один. Я заснул за столом, сжимая в руках подаренные пистолеты, и очнулся от резкой вспышки света.
Было так светло, словно солнце заглянуло прямо в окно, и я даже ослеп на мгновенье. Когда глаза отошли, оказалось, что я сижу за столом в месте, которое казалось знакомым и незнакомым одновременно. Я узнал и аркообразные окна, и старый диван - мы с приятелями сами притащили его в павильон, - но куда-то подевалась лестница. У той стены, где она должна бы находиться, здесь стояли в ряд такие же тумбы с колбами и пробирками, как в кабинете химии в колледже. На столе вместо бутылок и тарелок громоздилось странное сооружение из стекла и металла, некий сообщенный сосуд. В нем булькала и переливалась жидкость, и сосуд этот испускал свет, показавшийся мне дьявольским. Но не это меня испугало, а мужчина, управляющий этим агрегатом. Он был столь похож на меня самого, как будто видел я свое отражение в зеркале, но одет, как одеваются клерки низкого ранга в портовых конторах, в черные длинные брюки и рубашку. Я решил, что передо мной сам дьявол: глаза у него горели, а рубашка была вся в пятнах, не иначе, как от крови грешников, пылающих в аду.
И это еще не все! Только успел я оглядеться, как снова вспыхнул свет, и на диване, невесть откуда оказались два человека, если только это были люди. Одно существо напоминало женщину, но даже в самых дешевых и вульгарных борделях вы не встретите проститутку, разгуливающую без юбки в высоких сапогах на манер мужских, на длинных тонких каблуках, и таком коротком плаще, что он еле прикрывал зад! Она прижималась к другому существу, которого можно было бы считать мужчиной, но покрой и особенно расцветка его одеяния были столь невообразимыми, что даже слов для описания несуразного наряда у меня не найдется – вроде тот же захудалый клерк одолжил ткани для своего костюма у странствующего арлекина. В руках у него была какая-то бутылка. Острые каблуки леди, как ножи, пропороли ткань обивки дивана, она покачнулась, вскрикнула и ухватилась за своего спутника, отчего тот взмахнул руками и сначала ударил бутылкой об стену, а потом и вовсе выронил ее. Бутылка упала и разбилась. Судя по запаху, могу сказать только, что в аду тоже пьют виски.