Мальчик сразу стал самым главным и лелеемым всеми членом семьи. В доме было два младенца, но, если к маленькому Филиппу подбегали при еле слышном кряхтении, то крошка Филиппа быстро привыкла спать в мокрых пелёнках.
Прошло восемнадцать лет. А в семье ничего не изменилось. По-прежнему драгоценный папочкин сыночек в центре внимания и забот всей семьи.
«Отец даже пальцем не пошевелил, чтобы остановить этих ненормальных с ножницами! Он не подошёл ко мне, когда я, схватив свои отрезанные волосы, прижимала их к груди, кричала и плакала…», — от вымораживающего душу страха Филиппа уже едва не теряла сознание, но её мозг всё продолжал перебирать сегодняшние события, анализировать поведение окружающих, он выискивал и находил новые и новые доводы для беспокойства.
Остриженная девушка стояла посреди общей комнаты растерянная и напуганная, всё ещё упрямо не верящая в то, что сейчас случиться. Её пухлые щёки дрожали. На них отчётливо виднелись дорожки слёз, которые терялись где-то на двойном подбородке. Заплывшие жиром, воспалённые красные глаза жалобно, с молчаливой просьбой о пощаде, ловили взгляды старших: отца, матери, тётки, сестёр, и даже брата. Но никто из них не отвечал на её отчаянную мольбу. Отец даже не повернулся к Филиппе, продолжая смотреть в окно. Мать с тёткой одинаково нервно поглядывали, то на дрожащую девушку, стоящую в центре комнаты, то на мужчину, явно опасаясь, что он передумает. Сестры смотрели на происходящее с любопытством, совершенно не собираясь заступаться за младшую перед отцом. Лишь брат иногда поднимал, в это утро низко опущенную, голову и поглядывал на свою двойняшку с искренней жалостью, но тоже молчал.
Накануне, в ворота их дома постучали суровые вестники из городской управы. Они принесли и вручили отцу круглую коричневую метку на поясной подвеске. Этот глиняный знак свидетельствовал о том, что в этом году именно их семье выпало отдать одного совершеннолетнего сына на пожизненную службу в императорское войско.
Мать и тётка тут же завыли, как за покойником, в два голоса. Отец окаменел, стоя у раскрытых ворот, с полученной меткой на ладони, и невидяще глядя прямо перед собой.
— Сыночек! Фи-и-и-ил- и-иипп-ы-ы-ы-у-у… — на два голоса выли женщины, собирая к воротам любопытную толпу и перепуганных домочадцев.
Их ужас был понятен. Когда назавтра за Филиппом приедут и заберут в, похожую на клетку на колёсах повозку, с такими же несчастными призванными, он навсегда лишится права на всякую связь с родными.
Походные шатры и грубо сколоченные бараки до конца жизни станут ему домом, а воины его отряда — единственной семьёй. От прежней жизни Филиппу оставят только имя.
Всё остальное выбросят за ненадобностью, поскольку целью существования Филиппа станет — отдать свою жизнь за империю и императора. Конечно, перед этим, будущего воина как следует натаскают и обучат в тренировочном лагере, чтобы жил подольше и побольше врагов императора отправил на тот свет прежде, чем сам погибнет.
Границы их обширной империи постоянно подвергались нападениям соседей. Да и сам великий император — ставленник богов, не гнушался время от времени проводить захваты чужих территорий. Случалось, войска отправляли усмирять бунты в городах империи, чаще, на недавно захваченных территориях.
Сам ставленник богов никогда не участвовал в изматывающих походах. Военными кампаниями императора руководил ашварси Хлодвиг, правая рука и доверенное лицо императора.
Хлодвиг, был невероятно молод для такой высокой должности, ему едва исполнилось тридцать. Но его гениальность, как воина и великолепного стратега, не проигравшего ни одной битвы, обеспечили ему заслуженную славу, высокий пост и уважение императора, который умел ценить достойных подданных и осыпал молодого ашварси милостями и дарами.
Однако, молва о геройских подвигах ашварси Хлодвига, его справедливости и уме, меркла перед пересказами многочисленных историй о его жестокости, безжалостности и, что особенно волновало женскую половину знатного общества столицы, да и всей империи — неизменной холодности к женскому полу. Последнее — поскольку молодой ашварси был не только молод, богат и влиятелен, но и безумно, пугающе красив.
— Своей хищной и гибкой красотой наш дорогой Хлодвиг напоминает мне снежного барса, — делилась с подругами принцесса Мишель, третья дочь императора.
И была в её словах некая правда. Тем более, что, как потомок древнего военного рода, он обладал особыми способностями: мог взлететь на дерево одним прыжком, легко перепрыгнуть пятиметровую расщелину в горах, молниеносно передвигаться по городским крышам, едва касаясь черепицы или соломы ногами. Друзья ашварси, правда, уверяли, что древний род здесь ни при чём, просто Хлодвиг много и упорно тренировался.