— Поздравляю с окончанием распределения! Палаточники занимаются сборами! Остальным приступить к ежедневным тренировкам! — объявил аштуг.
И настоящая служба палаточников началась самой первой… Харбин, туг, дал всем первые задания и стал придирчиво следить за их выполнением.
Детка, Коротыш и Филиппа должны были разбирать и складывать палатки по левому краю от центрального прохода. Перед ними в палатки забегали двое других бойцов из их десятки: Павлин, получивший эту кличку из-за того, что прибыл в лагерь в разноцветной яркой женской рубашке, и Рыба, прозванный так из-за очень светлых, круглых, немного выпученных, глаз. Они собирали, сворачивали, выносили и грузили немногочисленные вещи парней, их одеяла и подстилки в повозки-клети, те самые, в которых четыре месяца назад призванных привезли в тренировочный лагерь.
Во время работы новеньких, туг палаточников, Харбин, ругался так, что охрип. Он потерял, и терпение, и голос, пока его новоиспеченные бойцы впервые в жизни собрали лагерь.
Филиппа про себя возмущалась: как будто они виноваты, что не знают, как разбирать палатки и правильно паковать вещи!
Детка, вообще, нечаянно свернул палатку с Коротышом вместе. А тот боялся крикнуть, чтобы не привлечь внимание туга.
А то парни, которые грузили вещи, уже довели Харбина до того, что тот уже пару раз применил хлыст, когда ему не хватило ругательств. Это когда Павлин и Рыба нечаянно разломали клеть, пытаясь втиснуть туда ещё одну скатку, которая никак не влезала. Парни так старались! Чтобы закрыть клеть, Павлин решил использовать самодельный рычаг. Он просунул обычный деревянный кол в прутья клети, возле дверцы, и с силой поднажал, а Рыба ему, со всем усердием, помог. Только прутья возьми и тресни! Под давлением, под завязку напиханных в клеть вещей, образовалась дыра, через которую начали вываливаться тюки и скатки. Как раз, в этот момент Павлин с Рыбой, по очереди, и отхватили хлыстом от своего разъярённого туга, да так, что от их воплей вздрогнули бойцы на тренировочном поле.
Вот поэтому, Коротыш завёрнутый в палаточную ткань, трепыхался молча, пытаясь, до последнего, спастись из плена без единого звука. Хорошо, что Филиппа заметила, что тюк шевелится. Они с Деткой мигом освободили злющего друга и сами заново сложили палатку, пока Коротыш стоял и пыхтел рядом. «Наверное, задохнулся немного, бедняга…» — подумала Филиппа, невольно улыбаясь.
Детка выглядел ужасно виноватым.
После обеда, который устроили перед самым отъездом, Филиппа не могла даже смотреть, на всё ещё счастливые и довольные, рожицы Тиля и Барта и слушать их хвалебные речи в адрес их великолепного и мужественного туга. Зачем только к ней подошли? Она же теперь палаточник! У неё так ныло всё тело после сборов, как никогда не болело после тренировок, ну, или это ей так казалось.
— Ну чего ты пыхтишь, Фил? — спросил Тиль, легонько толкая её в плечо.
— Злишься, что мы попали в конницу, а ты нет? — спросил Барт, встав рядом с Тилем, — Или обиделся, что едим не с тобой?
— Так ведь теперь так положено, друг.
— Посмотри, Пузан, все едят со своими.
— Мы всё равно твои друзья. Помни об этом, Фил, серьёзно.
Филиппе вдруг стало стыдно. Она и в самом деле нечестно злилась на них.
Сразу после обеда был получен приказ по лагерю строиться и выдвигаться в расположение отряда.
Десять груженных повозок-клетей вывозили на дорогу, одну за другой. Палаточники вели, послушных, приученных к такой работе, лошадей под уздцы, бойцы шли возле каждой из них, на этот раз, выполняя новую работу — возчиков.
Потом, когда будут в дороге, Харбин разрешил своим бойцам, при желании, садиться на передок повозки, всем, кроме Детки и Филиппы.
— Ты всегда только идёшь рядом с повозкой, облегчая труд своей лошади! Понятно? Я спрашиваю, тебе понятно, придурок? — слишком громко и раздражённо орал туг Детке, нервно постукивая своим пугающим хлыстом по голенищу сапога.
Харбин с утра возился с неумелыми новичками и уже был на грани терпения, устав исправлять их промахи и ошибки за первые полдня сборов, поэтому легко срывался на крик при малейшем недоразумении.