В душе Филиппы зрело и росло чувство злости на родных, на судьбу, на несправедливость в этом мире! Как всегда, когда она сильно волновалась или переживала, она жутко, просто невыносимо, захотела есть. Но еды у неё ни крошки не было! Девушка с вожделением смотрела на чужие припасы. Желудок болезненно сжимался от голода и мучительно требовал пищи.
А тут ещё, вот-вот, должны были прийти «красные дни». Перед ними Филиппа всегда была неуравновешенна и страдала от чрезмерно повышенного аппетита. «Что буду делать, когда «эти дни» начнутся? Живот уже ноет. Ладно! Потом придумаю что-нибудь, если доживу» — подумала Филиппа, вспомнив об этом. — «Как же кушать хочется!»
К моменту, когда сопровождающие с клетью объехали весь город, Филиппа превратилась в огромный комок нервов и обид.
Постепенно повозка заполнилась так, что места на лавках стало не хватать. Последний призванный, которому некуда было сесть, недовольно окинул взглядом сидящих.
— А ну, пузан, сдуйся с лавки! Ты один на два места расселся! — парень грубо толкнул Филиппу, попытавшись нагло выдворить её на пол повозки.
Остальные призванные равнодушно молчали, не обращая внимания на происходящее, погружённые каждый в свои мысли.
Филиппа потом сама не могла понять, что на неё нашло. Она набросилась на обидчика, как дикая кошка: кричала, визжала, царапалась, кусалась, видимо, увидев в нём, как в той капле, переполнившей чашу воды, причину всех её бед.
Парень явно не ожидал такого бешенного отпора. Он, конечно, через минуту скинул с себя Филиппу, с силой отшвырнув её на пол, но всё его лицо уже было расцарапано до крови, а на предплечье остались, наливающиеся синевой, следы зубов. Наглец с опаской смотрел в сверкающие яростью стальные глаза толстяка и не решался больше протягивать к нему руки. Филиппа поднялась и пошатываясь плюхнулась на своё место. Остальные призванные умудрились отодвинуться от неё подальше, потеснившись.
— Бесноватый какой-то, — услышала Филиппа чей-то тихий крайне неодобрительный голос.
— До того, как за мной приехали, до нас молва добежала, что он из двойни. Там один нормальный парень родился, а второй — больной на голову. Понятно же, что родители больного отдали.
— Да… в нашей семье нас трое, братьев. На семейном совете решили меня отдать потому, что я каждую зиму сильно кашляю.
— А у нас четверо. Меня отдали из-за ноги. Сломал, неправильно срослась. Теперь хромаю немного.
— А мы с братьями жребий бросали. Мне не повезло.
Призванные стали делиться каждый своей историей и о Филиппе забыли. За разговором выехали за город.
Вдруг руки девушки что-то коснулось. Она подняла голову и с изумлением увидела тяжело дышащего брата. Он, спотыкаясь, бежал за телегой и совал ей в руки, пропихивая через брусья, увесистый узел с едой.
— Прости сестричка… — успешно пропихнув еду, он остановился, упираясь ладонями в колени, отходя от быстрого бега.
В таком невольном поклоне он и остался стоять на дороге, наблюдая за тающей в поздних сумерках повозкой, пока Филиппа видела его.
В синем небе стояла яркая полная луна. Она тускло освещала накатанную дорогу. Сопровождающие воины и не думали делать привал на ночь. Двое ехали сидя, спереди клети, а двое споро шли сзади. Один из сидящих воинов управлял повозкой, второй спал, прислонившись спиной к брусьям и забросив назад голову.
Парни переглянулись, достали свои узелки и начали есть.
Глава 4
Дорогие читатели, в истории в некотором смысле взяла за образец турецкую армию, до того, как янычарам разрешили создавать свои семьи и изменили срок службы. По свидетельствам историков, после того, как воинам позволили быть нормальными людьми, боеспособность армии значительно упала.
Тренировочный лагерь призванных напомнил Филлипе шумный цыганский табор, в котором она, по случаю, побывала лишь однажды, в детстве: шумно, много людей и лошадей, всюду большие тканевые палатки и, перебивая весь гомон, слышен звук наковальни где-то недалеко. Тогда, в родном городе была большая ярмарка и отец повёл всю семью посмотреть бесплатное представление. Филиппа, к своему огромному счастью, в тот день не болела и, поэтому, её тоже взяли.
Во время зажигательного выступления ярмарочных артистов шустрый мальчонка ловко стащил у тётки с запястья какой-то ценный браслет. По этой причине увлекательное представление семья так и не досмотрела, потому, что они всей толпой преследовали маленького воришку до самого табора. Филиппа тогда отстала и потерялась. Она так и не узнала, вернула ли тётка свой браслет, но хорошо запомнила, как с опаской бродила одна по табору. Потом её нашёл разгневанный отец и хорошенько отшлёпал, не отходя от места их счастливой встречи. Поскольку Филиппа была младшенькой, очень болезненной, тихой и послушной — это был единственный раз, когда ей больно досталось от отца. В основном, всю жизнь её толк и щедро раздавал тумаки дорогой и любимый братец. Возможно поэтому, этот случай и табор так ярко запечатлелись в её детской памяти.