До этого момента, всю дорогу, Генриетта и Филиппа, свободно раскинувшись, сидели на своих диванчиках друг напротив друга. После того, как мужчины подсели к ним в салон, напротив Генриетты оказалось трое пассажиров: Хлодвиг, Хилберт и тесно зажатая между ними Филиппа, которая уже успела мысленно надавать себе по голове за поданную идею позвать в карету попутчиков.
— Возле меня достаточно места, Хлодвиг. Пересаживайтесь! — радушно предложила Генриетта.
— Нет. Мне понравилось ехать спиной вперёд. Новое ощущение. Хилберт, может быть, ты пересядешь? — натянуто улыбнувшись, спросил ашварси.
— Вот уж, нет. Мне тоже нравится наблюдать за дорогой, что остаётся позади нас, — тут же отозвался аштуг.
— Я могу пересесть… — Филиппа дёрнулась, но, присоединившиеся к ним с Генриеттой, попутчики с двух сторон сидели на её юбке.
Она так и осталась на месте, стиснутая, словно, в огромных горячих тисках. Больше того, девушка просидела так до самого постоялого двора! Это было ужасно: ни в боковые окошки ни посмотреть, из-за того, что обзор перекрывали крупные мужские тела, ни в заднее оконце толком ничего не увидеть, потому, что злющее лицо Генриетты первым попадалось на глаза и портило, и вид, и настроение.
Когда, после ночёвки на постоялом дворе, обоз снова двинулся в путь, и мужчины, опять было, с двух сторон полезли в карету, Филиппа набралась смелости и, раскинув в останавливающем жесте обе руки, жалобно попросила их ехать верхом.
В замок Хлодвига прибыли поздно ночью, но их ждали. Видимо, ашварси отправил вперёд гонца с сообщением о прибытии.
Филиппа видела, как очень красивая и нарядная девушка оторвалась от общей толпы и кинулась к Хлодвигу на шею. Позже она узнала, что это была его жена — принцесса Мишель. Как же девушке было неприятно наблюдать, как мужчина холодно отстранил от себя красавицу и строго велел ей позаботиться о дорогих гостях.
Филиппа подумала: «А как поведёт себя аштуг, если я при встрече брошусь ему на шею?». И тут же улыбнулась — вдруг откуда-то пришла уверенность, что Хилберт жадно обнимет её в ответ.
Аштуг хмуро сообщил Филиппе и Генриетте, что они некоторое время погостят у Хлодвига, чему его сестра очень обрадовалась, а невеста удивилась, но обе лишь молча послушно кивнули и отправились вслед за служанками, устраиваться в своих комнатах.
И вот, их пребывание в замке ашварси длится уже неделю. Филиппа уже вся извелась! Хилберт хитроумно, под разными предлогами, избегал общения с ней, зато ашварси постоянно бывал рядом.
В первый же день Хлодвиг лично провёл обеих гостий по своему замку, рассказывая о нём и показывая различные диковинки, добытые им в походах. Филиппу настораживало, что мужчина всё время обращался при этом не к Генриетте, а к ней, будто рассказывал и показывал всё ей одной. Кроме того, ашварси настоял, чтобы обе девушки обращались к нему по имени.
В другой раз, они все вместе, Хлодвиг, его жена Мишель, Хилберт, Генриетта и Филиппа ходили на пикник к озеру на территории огромного поместья, и ашварси уговорил всех покататься на лодках. Первой ступила в качающееся судёнышко Филиппа и сразу присела на лавку, чтобы не упасть. Хлодвиг прошёл сразу за ней и отчалил от берега до того, как кто-то ещё успел к ним присоединиться.
— А как же остальные? — Филиппа растерянно оглянулась на оставшегося на берегу мрачного Хилберта.
— Они возьмут другую лодку.
Филиппа не понимала зачем ашварси с упоением рассказывает ей, как хорошо будет он обращаться со своей младшей женой, и, что всеми скучными делами и заботами поместья будет заниматься его старшая жена, а младшая нужна ему лишь для любви и нежности.
Каждый вечер в замке устраивался маленький праздник с танцами и музыкой. Филиппа видела, что аштуг очень напряжён, и, будто бы, сторонится её, и, в то же время украдкой бросает взгляды.
Девушка не понимала, что именно происходит, но чувствовала вокруг себя огромное напряжение. Всю эту неделю в замке Хилберт, Генриетта, Хлодвиг и его жена Мишель — все четверо бились друг о друга словами или поступками, как огниво о кремень, и вокруг всех четверых разлетались пугающие искры сжигающих их изнутри чувств и эмоций.
Филиппа металась, зажатая в кольце этого огня и постоянно опасалась, что её заденет, что она сильнее всех пострадает от разбирательств между родственниками и друзьями, как самая чужая и беззащитная среди них. В этой обстановке, для девушки объятия Хилберта чудились самым безопасным местом, но попасть в них ей, неожиданно, оказалось немыслимо тяжело, почти невозможно.