Она выпрямилась — медленно и аккуратно, словно от резкого движения могла рассыпаться на мелкие неровные детали.
— Вы в порядке? — От этого сухого смеха у неё мурашки бежали по спине.
Нат чуть приоткрыл глаза и покосился на неё:
— Всё хорошо. Золотце. — Он с заметным усилием заставил своё тело сесть ровно. — Ты молодец. Не думал, что ты такая зубастая.
Тая покраснела и снова спрятала лицо в руках:
— Извините.
— За что? — Нат погладил её по плечу. — Ты всё сделала правильно. Если бы ты хоть ненадолго остановилась, то эта Корт бы одумалась и снова закрылась. А так ты её настолько взбесила, что я уже приготовился ловить стул, которым она в тебя бросит. — Нат снова мелко и тихо засмеялся.
Тая покачала головой, не соглашаясь:
— Я наговорила столько неправильных слов. На самом деле я так совсем не считаю. Нельзя делить людей на «сорта». И все жизни должны быть важны. Забудьте, пожалуйста всё, что услышали.
В тот момент, когда Корт упомянула Томаса, мир Таи замер и задрожал, как натянутая струна. Она и сама застыла, снова поражённая той бурей ненависти и страха, что переживала тогда, когда её семья разваливалась на части, разрываемая слепой любовью к непутёвому сыну. Именно тогда она поняла, что внутри неё есть другая, «неправильная», злорадная Тая, чьи мысли и эмоции постыдны для общества. Она испугалась самой возможности стать изгоем, и сама себя убедила в том, что эту часть нужно похоронить и забыть. Она каждую минуту твердила себе, что должна быть именно такой, как её учили в семье и общине: не выделяться, не нарушать установленный порядок, подчиняться законам и условностям — и быть тошнотворно правильной лицемеркой. Она повторяла это так часто, что в итоге сама начала верить в это.
Нат походя в первый же день расшатал её уверенность в таком выборе. Странно, но Тае совсем не хотелось обвинять его хоть в чём-то: в глубине души она всегда понимала, что это было просто удобное убежище. И вот сейчас настал тот момент, когда у неё уже не осталось сил, чтобы сдерживать это внутреннее чудовище. Оно подняло голову и оскалилось: большеротое, темноглазое, упивающееся чужими страданиями и готовое рвать на части, чтобы причинить другому человеку боль. А стоило Тае увидеть, как Натаниэль меняется на глазах, борясь со своими внутренними демонами, и её чудовище окончательно сорвалось с поводка, лишь бы успеть и суметь защитить его.
— Я боялся, что ты сломаешься, когда она вспомнила про твоего брата.
Тая вынырнула из ладоней и наткнулась на внимательный взгляд Ната. Она снова опустила глаза. Сил собирать маску обратно тоже не осталось, и она только мысленно махнула рукой — у неё ещё будет время на рефлексию и жаление себя, но не сейчас. Она решила оставить всё, как есть, уверенная в том, что уж он-то точно не будет упрекать её:
— Она ошиблась — я не расстроена его смертью. Скорее, наоборот. Это было долгожданное освобождение. — Она не стала говорить, что скакала бы от радости, когда эта извращённая пытка милосердием наконец-то закончилась. Вот только рыдающие родители и оставшиеся братья и сёстры её бы не поняли. — Я его ненавижу: из-за своей тупости он практически разорил нашу семью и всем нам сломал жизнь. Он не раскаялся в том, что произошло. Он обвинял нас. Обвинял меня. И всё равно оставался для родителей любимым сыном. — Тая скривила губы, съев так и не произнесённое «ублюдок» в конце предложения. — Меня больше напугало, что мне об этом напомнил совсем посторонний человек. Это потом я догадалась, откуда она… Стоп, — до неё запоздало дошло ещё кое-что. — А вы откуда знаете про Томаса?
— Читал твоё личное дело. Золотце, мы же в полиции. Где, как не здесь, можно узнать всё обо всех?
Нат встал, слегка потягиваясь, и потянул Таю за собой. Он придерживал её за плечи всю дорогу от допросной комнаты до контрольного центра и на каждом повороте мягко подталкивал в нужную сторону. Через пару десятков шагов Тая безвольно опустила голову, прикрыла глаза, доверившись ему, и продолжила механически передвигать ноги. Она полностью отключилась от реальности и, даже когда поняла, что он что-то ей говорит, не нашла ни сил, ни желания прислушиваться к словам. Ей всё-таки пришлось открыть глаза, когда Нат похлопал её по плечу, обозначая, что коридоры закончились.
В контрольном центре Тагор всё так же сидел перед экранами, активно делая какие-то пометки в планшетке, но посмотрел в их сторону и, к удивлению Таи, кивнул ей, будто одобряя то, что она сделала. Рядом с ним в кресле вертелся Джиббс, довольный и сияющий, словно начищенная медаль, с широкой ярко-синей полосой пластыря поперёк левой щеки. Он вытянул шею, увидев их, и махнул рукой. Тая слабо улыбнулась в ответ и чуть не споткнулась, когда Нат усилил хватку на её плечах и с силой толкнул в сторону Джиббса:
— Вот ты-то мне и нужен. Позаботься.
Тая, не ожидавшая такого предательства, безуспешно попыталась вырваться из жёстких пальцев наставника:
— Отпустите! В допросных ещё три человека. Я должна быть там.
Нат повернул её лицом к себе, слегка встряхнул и наклонился, чтобы его глаза оказались на одном уровне с её:
— Золотце, хватит. Ты и так уже сделала даже больше, чем от тебя ожидали. Прекращай ломать себя. Я не хочу, чтобы ты опять замертво упала.
— А вы?
Тая упрямо поджала губы. Даже невооружённым глазом было видно, что Нат сам еле держится. Она не хотела, чтобы он так просто списывал её со счетов.
— Всё хорошо. — Серые глаза стали стальными. — То, что осталось, — это рутина, мы с Тагором с этим разберёмся. Если интересно, то можешь по камерам следить и делать пометки. — Он снова выпрямился и, наконец, отдал затихшую Таю подошедшему патрульному. — И не стесняйся капризничать при Джиббсе — у него девять сестёр и двенадцать…
— Четырнадцать.
— …много братьев. Он и не к такому привык.
Тая не успела придумать новый аргумент, как Джиббс крутанул её вокруг своей оси, дезориентируя, и усадил в кресло. Она только похлопала глазами, когда поняла, что патрульный уже успел натянуть между подлокотниками фиксатор, который не даст ей так просто вскочить и убежать, а её руки теперь заняты стаканчиком со слегка остывшим кофе и сладким батончиком. Тая предприняла последнюю попытку высказать своё недовольство, но Джиббс отбуксировал её в дальний угол контрольного центра и сам сел рядом, закрывая собой Ната и Тагора, которые уже начали что-то тихо обсуждать. Ей ничего не оставалось, как молча вгрызться в батончик.
— Не обижайся на Ната, он же прав.
Джиббс сидел, беспокойно раскачиваясь, как всегда, неспособный замереть надолго. Тая выдохнула, не находя в себе достаточно злости, чтобы продолжать возмущаться. Зато батончик оказался на удивление вкусным, поэтому она сфокусировалась на нём, только сейчас поняв, насколько она проголодалась. Она попыталась вспомнить, завтракала ли она с утра, и не смогла — последние дни были какой-то бесконечной цепочкой событий, которая теперь крошилась, стоило только её тронуть.
Когда она скомкала пустой фантик, то в контрольном центре уже не было ни Ната, ни Тагора. Джиббс предугадал её вопрос:
— Только что пошли. Хочешь послушать?
Тая кивнула.
Они решили, что Тагор не стал бы отклоняться от своего первоначального плана, поэтому нашли экран, на который транслировался опутанный фиксаторами Хамор Цай, и подключились к его звуковой дорожке. Больше там никого не было — следователям требовалось время, чтобы дойти до допросной.
Тая поболтала остатки кофе в стакане и залпом допила их. Чтобы занять время, она собиралась уже спросить у Джиббса, правда ли у него столько родственников и как он с ними всеми уживается, но остановилась, вспомнив слова Ната, что патрульный сбежал от семьи, не выдержав их жалости. Ей не хотелось напоминать ему об этом ещё раз, поэтому она подобрала другой, более актуальный вопрос: