— Наелась? — с сомнением посмотрел на меня Вик.
— Ага, — я погладила себя по животу.
— А по глазам и не скажешь, — улыбнулся он.
— За раз столько не съешь, тем более после почти двух суточного голодания.
— Кофе будешь? — спросил Вик, поднимаясь из-за стола.
— Мне кофе нельзя, врач запретил, — 'черт!
— Почему? Сердце шалит? — он поставил чайник на плиту.
— А…да, да бывает, — неуверенно пролепетала я, благодаря Вика за своевременную подсказку. Почему-то мне не хотелось рассказывать про свое интересное положение, и все прочее касающееся его.
— Тогда что будешь?
— Чай зеленый, — я зевнула, после еды спать захотелось просто зверски. Сложив руки на столе, я опустила на них голову, краем глаза наблюдая, как Вик ищет что-то в шкафчиках.
— Саша, — позвал меня Вик.
— Да?
— Расскажи мне что-нибудь о себе, — попросил он.
— Кхм, не люблю я вот такие наводящие вопросы, — недовольно пробурчала я, — росла обычным ребенком в многодетной семье, я самая младшая. Училась в школе, потом поступила в художественный институт…
— Ты рисуешь?
— Нет.
— То есть?
— Как закончила, больше не рисую, — грустно ответила я.
— Почему?
— Понимаешь я всю свою сознательную и несознательную жизнь что-то рисовала, а там…в общем мой преподаватель меня невзлюбил. Четыре года показались для меня сущим адом, с одной стороны хотелось бросить все, с другой мама, которая так хотела, чтобы я получила это образование. И я боролась, только вот мои жалкие потуги привели абсолютно к нулевому результату. Но самое интересное выяснилось, когда пришло время защиты дипломной работы, комиссия меня похвалила, а моему преподавателю осталось только злобно сверкать глазами.
— А хорошее было?
— Конечно, и пьянки студенческие, и дружба, и мальчики, все было, но это все давно и не правда, — я прикрыла слипающиеся глаза, улыбнулась воспоминаниям и уснула.
Утро для меня наступило уже в полдень. Но вставать я не торопилась, продолжая нежиться в постели, хотя сбившийся за ночь махровый халат не способствовал приятным ощущениям. Кажется, я все-таки уснула прямо за столом.
Покрутившись еще пару минут, я села. На прикроватной тумбочке лежал сложенный вчетверо лист бумаги. Взяв его в руки, развернула.
'Доброе утро, Саша! Ты так сладко спала, что я решил тебя не будить. В связи с некоторыми проблемами на работе пришлось уехать, меня не будет до позднего вечера. Дом в твоем распоряжении, делай что хочешь. Марию Ивановну я о тебе предупредил, так что обращайся к ней по любому вопросу. Вик'.
За-ме-ча-тель-но! Просто замечательно, целый день меня никто не будет тормошить, расспрашивать, сверлить взглядом.
Вставая с постели, я скривилась от боли в ушибленном боку. Развязав халат, тупо уставилась на огромный бордовый синяк, который местами уже почернел. От увиденного нервно захихикала, но, подумав все же решила, что отделалась малой кровью. С этими мыслями и заползла под теплый душ, где проторчала добрый час, наслаждаясь тугими струйками воды. Когда мне надоело изображать из себя русалку, я выползла в комнату, и очень расстроилась отсутствием какой-либо одежды. Ладно, этот вопрос мы поднимем позже.
Я села на кровать, принявшись гипнотизировать телефон, стоящий на тумбочке.
Нет, звонить Никольскому я отнюдь не собиралась, а вот прояснить ситуацию хотелось как можно скорее. Поэтому, не задумываясь, набрала Ксюхин номер, трубка ответила задумчивыми гудками.
— Да, — севшим голосом ответила Оксана.
— Ксю, это я.
— Боже, Аля, где тебя черти носят! — завопила она.
— Успокойся все со мной в порядке, чего ты так взвилась?
— Как тут не волноваться? — возмутилась она, — когда ко мне вчера врывается Никольский, мечет громы и молнии на мою голову, весь из себя потерянный и несчастный, а я ни слухом, ни духом о твоей пропаже!!!
— Потерянный говоришь? — недоверчиво переспросила я.
— А то! Я думала валерьянкой придется мужика отпаивать, но он себя в руки взял, говорит, если объявится ему сообщить, — я тяжко вздохнула, понимая, что весь тот спектакль в кабинете у Никольского предназначался именно для меня.
— Ксю, ты сама ему не звони, не рассказывай, если сам объявится, то скажи: 'Да звонила, сказала все хорошо, где находится, не знаю', ладно?
— Так оно и есть, расскажешь, что у тебя приключилось? — я задумчиво прикрыла глаза.
— Не сейчас, ладно? Это слишком долго и утомительно, скажи, а мама не в курсе? — беспокойство накрыло меня ледяной волной.
— Нет, — сухо ответила Оксана, — у него хватило чувства такта не врываться к твоим родителям.
— Хорошо, — камень с души свалился.
— Скажи… — я помедлила, взвешивая целесообразность своей просьбы, — я могу пожить у тебя после возвращения?
— Дура ты, Алька, — беззлобно ответила она, — могла бы и не спрашивать!
— Прости Ксю, просто столько всего случилось, мне нужно быть уверенной хоть в ком-то, — грустно заметила я, — ладно я тебе еще позвоню.
— Давай, удачи тебе.
— Спасибо, — и отключилась.
Живот заурчал, решив за меня дилемму, спускаться или нет.
Заглянув на кухню, я увидела суетящуюся невысокую женщину в веселом фартуке с котятами. Видимо это и есть Мария Ивановна.
— Добрый день, — негромко поздоровалась я, женщина оторвалась от замешивания теста и посмотрела на меня изучающим взглядом теплых карих глаз, чем невольно напомнила мне мою маму.
— Здравствуй Саша, присаживайся, сейчас сделаю тебе чаю, а через пару минут будут готовы пирожки, подождешь?
— Конечно, а с чем пирожки? — запах по кухне витал такой, что желудок сжимался внутри.
— С капустой, с вишней, с мясом, — от перечисленного я чуть не захлебнулась голодной слюной.
— Здорово, — тут засвистел чайник, и через мгновение передо мной дымилась огромная кружка чая, — спасибо.
— На здоровье, — 'а жизнь налаживается! — подумала я, отхлебывая обжигающий напиток.
От этого почти священнодействия меня отвлекло ощущение чьего-то пристального взгляда. Посмотрела на Марию Ивановну, но она, как и прежде возилась с тестом, я оглянулась на дверь, растерялась.
В дверном проеме, прислонившись плечом к косяку, стоял парень. Высокий, широкоплечий, с копной отливающих медью, вьющихся волос, которые казались неприлично длинными, для парня. Серые глаза смотрели на меня внимательно, и в них светился неподдельный интерес. А я так надеялась, обойтись сегодня без изнуряющих вопросов. Это мысль взвинтила нервы, и я отвернулась от созерцающего меня парня.
Но тут уж он сам заявил о своем появлении.
— Теть Маш, я вернулся, — низким чуть раскатистым голосом произнес он, а я вздрогнула.
— Что-то ты рано вернулся Артем, — ворчливо отозвалась женщина, — так пирожки не трогай, руки мой и садись сейчас буду вас кормить.
Судя по тишине, которая воцарилась на кухне, он ушел, отчего дышать стало легче, а сердце перестало заходиться бешеным ритмом.
— Это сын Виктора? — неожиданно сама для себя спросила я.
— Да, — сухо ответила она.
Черт, надо же мне так попасть! И было бы из-за чего переживать. Но он то себе уже нафантазировал, что мало не покажется. Как же не вовремя уехал Вик! Так раньше времени не паниковать, будем решать проблемы по мере их поступления.
Мария Ивановна поставила передо мной плетеную корзинку с пирожками, и проблемы сами собой отошли на второй план, а мой аппетит не испортил даже вернувшийся откуда-то из недр дома Артем. И все бы замечательно (прямо-таки судьбоносное сегодня слово!) если бы не настигший меня вопрос.
— А вы собственно кто? — я отложила надкушенный пирожок и подняла на него глаза.
— Я? Саша, — глоток чая.
— И? — 'знаю, знаю, очень информативно'.
— И гостья вашего отца, — еще глоток.
— Гостья значит?! — 'злится, с чего бы вдруг?
Артем замолчал, пристально глядя на меня.
Нереально, милый друг, до Никольского тебе еще расти, и расти, так что извини, твой уничтожающий взгляд на меня не действует.