С грохотом отставив стакан с напитком на стол, опираюсь ладонями о столешницу и утомлённо прикрываю веки, плечо тянет до звона в висках, в лёгких будто камни, растираю ладонью напряжённую шею. Нужно будет зайти в лазарет, думал, что помощь больше не понадобится, но нет. Даже не представляю, как можно обойтись без нервов. Открываю глаза и смотрю на вазу с красными бутонами роз, которые источали душный сладковатый запах, смешиваясь с горечью неприятия.
Шуршание позади доносится до слуха, Кэтлин проходит в кабинет отца вслед за мной.
— Не злись. Тебе пора уже определиться.
Поднимаю голову, разворачиваюсь, смотря на мать потемневшим взглядом.
— Я уже давно не злюсь.
На безупречном лице не дрогнул даже мускул.
— Я так не думаю, — отрезает. — Хватит собирать всяких, — обходит стол, — всяких рыжеволосых выскочек. Эта Роилин Блэй теперь будет знать своё место.
Стремительно поворачиваю к ней голову.
— Что ты сказала?
Пальцы сами собой сжимаются, хватают её запястья и стискивают подлокотник с такой силой, что ноет плечо, а в глазах фейерверк искр. Медленно выдыхаю, чтобы набраться терпения.
— Неужели действительно думал, что мы дадим ей крутиться возле тебя, безродной девке непонятно откуда. Я была у неё дома, это убогое место, но теперь понимаю, почему ты на неё польстился, единственное достоинство — это смазливое лицо и привлекательное тело. У мужчин это слабое место.
Морщусь, не веря собственным ушам, ком тошноты подкатывает к горлу. Просто омерзительно находиться рядом с ней, зубы сами собой заскрежетали, а в глазах багровые всполохи искр. Мать знала о Роилин, я сам о ней говорил, конечно, она была против, устраивала скандалы, не давала покоя отцу. В итоге она сделала то, что сделала.
— Если пойдёшь против, то ты… — окидывает с головы до ног высокомерным взглядом, — мне больше не…, — делает контрольный выстрел.
— Что? Говори!
Она дёргает подбородком, отворачиваясь и проходит дальше.
Не знаю, в какой момент покинул своё место. Подступаю к ней, грубо разворачивая. Кэтлин вздрагивает, дёргается — всё-таки испугавшись — стакан опрокидывается и скатывается на край, проливаясь. Рамбрейд смотрит неотрывно.
— Роилин не выскочка, и не смей к ней больше приближаться, — рычу и сверлю взглядом. — Никогда.
В карих глазах метнулся испуг — но он был настолько мимолётный, что, казалось, померещилось — покрываясь толстым слоем мертвенно-холодного льда. Уголок её губ нервно дёргается в ухмылке, говоря о том, что она не отступит от своего.
Содрогаюсь всем телом.
Бесит. Как и эти розы.
Выпускаю и направляюсь к двери, но слуха касается всплеск воды, шею обрызгивают ледяные капли, оборачиваюсь. Кэтлин с ожесточением трёт руки в потоке хлестающей во все стороны воды, не замечая, как обливает подол красной юбки, создавая лужи на паркете и заливая письменный стол.
Стремительно возвращаюсь и хватаю её за руки, блокируя неконтролируемую магию.
— Хватит! — прошу её прекратить.
— Это так… так грязно, — зажмуривается и дышит тяжело, губы искажаются в омерзении, на лицо налипли мокрые пряди.
— Посмотри на меня, — требую с нажимом. — Они чистые. Чистые. Всё хорошо.
Кэтлин вздрагивает всем телом и закрывает глаза.
Пришлось вызвать целителя.
Наши семейные встречи были взрывные как битьё стёкол, сопровождающие слезами, кровью и срывами. После моего совершеннолетия она заставляла меня присутствовать на всех интеллектуально-политических вечерах и посиделках, потом я стал протестовать на этой почве и случались скандалы, на фоне которых у неё усугублялось психическое расстройство, а мои нервы трещали по швам. Мистер Акинс, наш семейный целитель, говорил, что паническая атака Кэтлин связана с прошлым. Её отец очень жестоко обращался с дочерью, презирал её природу, обвинял в разгульности и развратности там, где она была не виновата ни в чём. Тиранил всё детство и особенно после. Мне были известны эти мрачные истории. Однажды он нашёл любовное признание от одного воздыхателя в её комнате. А потом унизил при всех, обозвал грязной потаскухой и наказал, на несколько недель посадил в карцер, чтобы преподать урок.
И, тем не менее, её поступок нельзя ничем оправдать. Она совсем не знает Роилин!
Не нужно было вообще приезжать. Мать буквально наступала на горло, придумывая всё более изощрённые манипуляции. Отец же глубокомысленно молчал и только зубами скрежетал. Они даже не замечали моей полупустой комнаты, хотя я забрал вещи и полностью перебазировался в академию. А теперь понял, что возвращаться домой больше не хочу. И плевать на геотис.