Для записного неудачника же такая стратегия – это сознательный выбор (пусть и включающий в себя отказ от осознания). Стратегия заведомо проигрышная, о чем ему отлично известно. Он просто не может удержаться – селедочка ну такая вся прям жирненькая, водочка ну такая холодненькая.
При этом неудачи он переживает очень тяжело. Они его крутят и колошматят, он непрерывно думает о них… для того, чтобы оправдать заранее дальнейшие неудачи, вполне предсказуемые. «Со мной всегда так», – говорит он, соблазняясь очередной селедочкой, копеечкой, золотцем для дураков.
Это свойство неудачника – вестись на мелкое блескучее дрянцо – знают и хорошо используют всякие жучилы и ловчилы. Ведь это неудачники пытаются выиграть у наперсточника, хотя тридцать три раза слышали и читали, что выиграть у наперсточника нельзя. Те же люди становились и становятся легкими жертвами любого мелкого мошенства и обмана, где предлагают что-то за ничего. Раньше именно их и называли «лохами». Сейчас это слово изменило значение – лохами называют всех, кто не может постоять за себя в столкновении с хорошо организованным злом. Поскольку же устоять против него в нынешних условиях может только другое хорошо организованное зло, то лохами считают всех, не причастных к организованной преступности, крупному бизнесу или госслужбе, этим трем столпам гееннским. Но раньше, при каком-никаком, но правопорядке, это было именно так. Лох – такой человек, который, как рыба, ведется на блесну. Что ж не половить человечков: рыболовы всегда найдутся.
Особенно же неудачник проигрывает, когда сам пытается принять участие в каком-нибудь обмане с выгодой для себя, – он-то всегда и выйдет крайним, на него повесят всех собак, он один окажется в дерьме, а все остальные в белом. Необязательно в результате кидалова и разводилова – тут уж заботится мать-судьбинушка.
Например, мне рассказывали про человека, который в девяностые годы работал в бригаде, изготовлявшей фальшивое мумие, – тогда была дикая мода на «натуральное лечение». Он провел лето, мешая в грязном корыте смолу со всяким дерьмом и упаковывая получившееся варево в коробочки. Каждая коробочка имела «сертификат», который изготавливался на игольчатом принтере и подписывался упаковщиком. Деньги за свою работу он получал регулярно и от греха подальше отсылал домой, старенькой маме. Когда он вернулся, счастливая мамочка сообщила сыну, что все потратила на чудесное лекарство от всех болезней и предъявила ему коробочку с этим самым мумием. Внутри он обнаружил бумажку с собственной подписью. «Круг замкнулся».
Или вот. Один товарищ, счастливо женатый – ну, относительно счастливо, но все-таки, – изменил супруге. Не по большой любви и даже не в приступе вседозволенности – просто потому, что была возможность. Не знаю уж, пользовался ли он каким предохранением, но, так или иначе, подцепил от бабенки венеру – не особенно едкую, почти незаметную, но уж точно не полезную. Заразил и жену, та не заметила совсем. Врачеваться, разумеется, не стал – чтобы не признаваться законной супруге в адюльтере. Через пять лет начались всякие нехорошие процессы в известном месте, и теперь у него проблемы не с женщинами, а с потенцией. Лечиться он не собирается – со своей бывшей половиной он разошелся, зато теперь живет в гражданском браке с какой-то бабцой, которую он побаивается, а признаваться в нехорошей болезни «стыдно». Конец истории еще не наступил, но виден как на ладони… Разумеется, человек старается «не думать о плохом». Я и сам узнал эту историю только потому, что оказался с ним за одним столом на выпивальном мероприятии, где, основательно набубенившись, он и вывалил на меня это постыдное признание. Я, кстати, совершенно не удивился – про товарища было давно известно, что он долбак и неудачник.
Именно это – заведомо неправильное поведение во вполне ясных обстоятельствах – люди обычно и не прощают другим людям. Человек, с упорством, достойным лучшего применения, продолжает делать вещи, заведомо ведущие в задницу и только в нее одну, почему-то считая, что это сойдет с рук или даже даст какой-то положительный результат.
Иногда кажется, что людям это даже нравится. Что они этого хотят – попасть в задницу.
Это отчасти верно. Успех – это достижение какой-то цели. Мы часто ставим перед собой цели, которых на самом деле не хотим достигать. Они нам навязаны – семьей, окружением, телевизором, чертом лысым. На самом деле мы всего этого не хотим. Мы хотим чего-то другого, причем сами не знаем, чего, а признаться боимся. И тогда на ровном месте начинается всяческая долбанутость – потому что в голове намертво сцепилось «надо» и «не хочу». «Не хочу» обычно действует в тылу сознания партизанскими методами, и пока сознание разворачивает полки навстречу проблеме, тараканы в голове подрывают коммуникации, сводят с рельс поезда с вниманием и сообразительностью, взрывают мосты железных силлогизмов, и вообще.
Поскольку же с саботажем такого рода бороться практически невозможно, а договариваться с собой люди не умеют, получается то, что получается.
???
– Привет, это я. Как дела?
– Так всё. Лилька звонила только что.
– У нее всё так же?
– Всё так же.
– Не понимаю. Умная баба… Она в группе самая крутая была. Помнишь, зачет Петровичу сдавали, она с первого раза сдала, единственная. Не понимаю я такого дауншифтинга.
– Проехали. У тебя как?
– Сейчас вот готовлю доклад по перспективам развития отрасли, там все получается очень круто… Знаешь, Миш, меня это на самом деле все задолбало со страшной силой. Слышь, я чего тебе звоню? У тебя нет телефончика Рубена? Ну, который, помнишь, мы с ним в той забегаловке сидели… У меня к нему предложение есть. Деловое.
– Телефончик есть. Но учти – он пьет.
– Синячит?
– Нет. Просто пьет. И ему ничего не интересно. Хотя, позвони, конечно. Записывай.
– Эсэмеской пришли. Спасибо, Миш. Я побегу, ладно?
Фигура
Толстая женщина: победительница или проигравшая?
I.
Нью-йоркская журналистка Лесли Ламберт неделю прожила «в теле толстой женщины», для чего ей понадобилось напялить на себя «жировой костюм». Костюм специально для нее смастерил бродвейский художник по спецэффектам Ричард Тоткус, набив силиконовый скафандр «тем же материалом, из какого делают фильтры для кондиционеров». Получилось очень натурально, и сухощавая жилистая Ламберт превратилась в толстую Ламберт. Ну, естественно, за щеки ей ваты насовывали. Зачем, собственно говоря, милая Лесли затруднялась сама и затрудняла великого Тоткуса – не совсем понятно.
В Америке 62 % женщин имеют избыточный вес – неужели не нашлось в Нью-Йорке ни одной толстой журналистки? Скорей всего, нужен был чистый взгляд со стороны, взгляд горячего сердцем правозащитника, внезапно почувствовавшего себя частью угнетаемого народца. Нужно было переодевание!
Ведь и традиция подобных благородных маскарадов наличествует: есть же прекрасный тип английских и американских дам-путешественниц, которые верблюдом готовы прикинуться, только бы совершить благодеяние. Тип мисс Розали Симмс-Пибити из сарояновской «Человеческой комедии» (лошадиные зубы, пенсне, пятьдесят честно прожитых лет), которая во время своих миссионерских вояжей переодевалась то туземной албанской девушкой, то египетским ребенком, то юной эльзасской молочницей.
Так или иначе, Лесли Ламберт облеклась в «жировой костюм» и тотчас почувствовала гнев.
«Я осознала, – пишет она, – что наше общество ненавидит тучных людей, у нас существует предубеждение против толстяков, которое во многом соответствует расизму и религиозной нетерпимости». Далее следуют подробности, леденящие душу.
«Я в первый раз еду на такси в своем новом виде. Похоже, водитель надо мной усмехнулся»; «Забираю детей из школы. Дети говорят, чтобы по дороге я шла отдельно от них» (а детям-то по попе бы надавать. – Е. П.); «Один редактор заметил, что в жировом костюме мои движения кажутся ему более агрессивными»; «Две женщины дошли до того, что откровенно смотрят на меня и шепчутся»; «По дороге домой, я купила десять пончиков. Один съела в поезде. Почему людям противно смотреть, как полный человек ест? Я не обращаю внимания на хмурые взгляды. Я хочу есть». Наконец, катарсис: «Ну ладно, пусть я толстая, зато я мыслящее существо. Я готова поспорить, что среди вас, посетителей ресторана, есть наркоманы, воры, люди, изменяющие своим супругам, плохие родители. Хотела бы я, чтобы ваши недостатки были так же явно видны, как нестандартный размер моего тела (между прочим, многие врачи считают это генетической проблемой, а не слабостью воли). Я отказываюсь от десерта и ухожу». И – завершение маскарада: «Меня провожают заигрывающими взглядами те же самые мужчины, которые до этого смотрели на меня презрительно. А я думаю о том, что полным людям нужно обязательно ощутить свою полноценность. И о том, что мне (о добрая журналистка, готовая разделить позор вместе со своими героями! – Е. П.) нужно собрать всю свою волю и отказаться от десерта».