— Ну, я, конечно, уступлю тебе. Бери его всего за двадцать пять долларов.
— Двадцать пять долларов! — завопил Пит. — Да точно такое же пальто можно купить за одиннадцать или двенадцать!
— Но у тебя нет ни одиннадцати, ни двенадцати долларов, — заметил Даркин. — И в другом месте ты не получишь кредит... Ну да ладно, тебе, как нашему старому клиенту, я уступлю его за двадцать два с половиной, и ты можешь делать по четыре взноса в неделю. Тебе придется платить в неделю всего полтора доллара вместо доллара, как ты делал это сейчас.
— Что ж... я возьму его только за двадцать долларов и буду платить два раза в неделю.
— Ничего не выйдет, можешь не торговаться, — сухо отрубил Даркин. — Снимай пальто.
Пит начал колебаться.
— О, черт! — проворчал он. — Ну ладно. Двадцать пять и четыре взноса в неделю. Что там нужно подписать?
Наглядно продемонстрировав, в чем заключается моя работа, на пути к следующему клиенту Даркин дал мне устные пояснения. Наш магазин представлял собой лишь одну ячейку из восьмидесяти, составляющих сеть, раскинувшуюся по всей стране, и все они торговали по одной и той же оригинальной методике. Они намеренно продавали товары в кредит беднякам, заведомо рискуя — ведь это был рынок, которого сторонились другие магазины. Таким образом, практически не испытывая никакой конкуренции, они размещали свои заведения на самых непрестижных улочках и назначали очень высокие цены на низкокачественные товары. Расходы по сбору платежей были, конечно, высокими, но в процентном соотношении все равно достаточно низкими, чтобы делать операцию невероятно выгодной. И при этом потери из-за невыплаты кредита были не такими уж большими, как это могло показаться. Эта сеть постоянно искала подходящих сотрудников — «энергичных, решительных людей». Такие люди могли обеспечивать себе очень приличный доход, выбивая платежи из бедняков. На все товары назначалась минимальная цена; все, что продавец зарабатывал сверх этой цены, делилось между ним и фирмой. Кроме того, он получал относительно высокую базовую зарплату и комиссию от взносов.
— Как правило, я зарабатываю в неделю больше ста долларов, — сказал Даркин. — Это приблизительно в три раза больше того, что я мог бы получать в этом городе на другой подобной работе.
— Но тебе приходится за них попотеть, — признал я. — И все клиенты похожи на Пита?
— Ну, они все туго расстаются с деньгами, только одни менее охотно, чем другие. Сейчас мы едем к такому вот крутому ребенку.
Этот «крутой ребенок» жил в доме, похожем на жилище Пита, и, казалось, его так же, как и Пита, нет дома. Передняя дверь была заперта, и дверь, выходящая во вдор, тоже. Даркин загородил лицо ладонями и заглянул в несколько окон.
— Что-то я его не вижу, — недовольно нахмурился он. — Но он наверняка здесь. Я уверен, что видел его на ступеньках, когда мы выехали из-за угла. Интересно, нет ли его...
Он замолчал, пристально глядя на уборную в углу заднего двора. Многозначительно мне подмигнув, он двинулся туда, по пути подобрав два обломка кирпича размером с кулак.
Сначала он постучал в дверь уборной, затем изо всех сил заколотил по ней кулаком. Тишина. Он постоял и принялся швырять в дверь обломками кирпичей. Внутри раздался вой и поток ругани. Даркин достал из кармана плоскогубцы и задумчиво взвесил их на руке.
— Ну, выходи, Джонни! — крикнул он. — Рано или поздно тебе придется заплатить, так почему бы тебе не покончить с этим сразу?
— Провались ты пропадом! — заорал изнутри мужчина. — Попробуй меня отсюда выгнать, вшивый ублюдок, грабитель несчастный!
— Ладно, — спокойно сказал Даркин, — тогда не выходи, а просто подсунь деньги под дверь.
Джонни ответил непечатным предложением. Он не намерен подсовывать деньги под дверь и не собирается выходить, и точка!
Даркин пожал плечами. Он накинул накладку на петлю на двери и пропустил сквозь нее ручку плоскогубцев. Затем набрал во дворе старой бумаги и зашел за уборную сзади.
Там из стены были убраны две доски, очевидно для вентиляции воздуха. Даркин поджег спичкой бумагу и всунул ее в отверстие.
Поскольку горящая бумага упала в большую яму, опасности для находившегося там Джонни не было, или, по крайней мере, если и была, то очень маленькая. Но вскоре он начал задыхаться от поднимавшихся из ямы клубов вонючего дыма. Он заорал, что убьет Даркина — пусть даже его за это повесят. Однако через минуту он перестал угрожать и стал биться в дверь, со всхлипами умоляя о пощаде.
— Три доллара, Джонни, — твердил неумолимый Даркин. — Просунь их в щель, и я тебя выпущу.
— Черт побери... кха, кха!.. я не могу. У меня жена в больнице. Мне нужно...
— Три доллара!..
— Но я... Ладно! — раздался ужасный вопль. — Вот, забирай, только выпусти меня!
Даркин взял смятые кредитки, вынул плоскогубцы из петли и отступил в сторону. Надсадно кашляя и задыхаясь, согнувшись пополам, Джонни выскочил во двор.
Он был еще мальчик, на вид где-то восемнадцати — девятнадцати лет, очень высокого роста, по меньшей мере шести футов, но при этом весил не больше ста фунтов. На его щеках краснел зловещий туберкулезный румянец. У него не было сил сопротивляться.