Отойдя от меня на несколько шагов, он приложил ладони ко рту наподобие рупора и крикнул что-то, закинув голову к потолку. Он собирался еще раз крикнуть, когда высоко над ним открылся люк, из которого высунулся какой-то мужчина.
— Да, сэр? Вы меня звали?
— Вот именно, звал! — сказал десятник и добавил, что, если он еще раз прервет работу из-за своих личных дел, это будет последний раз. — Я не намерен это терпеть, понятно? Если не можешь справляться со своими делами так, чтобы не вмешивать в них меня, ищи себе другую работу!
Он кивком указал на меня и зашагал прочь. Я встал на его место под люком.
Человек, выглядывающий из отверстия на потолке, был до того грязным, что я не мог разглядеть его лицо. Но сразу понял, что он страшно зол на меня. Я крикнул вверх, извинившись, что, вероятно, невольно доставил ему неприятности.
— Если вы сможете спустить мне вниз деньги...
— А с тобой, я смотрю, шутки плохи, да? — На его чумазом лице кровожадно сверкнули глаза. — Напугал до черта мою жену, довел ее до того, что она чуть рассудок не потеряла. А теперь являешься сюда и устраиваешь здесь суматоху!
— Вы ошибаетесь, — сказал я. — Я не разговаривал с вашей женой, даже в глаза ее не видел...
— Черта с два не разговаривал! Она сказала мне, какой ты есть. У вас там не найдется и двух парней такого размера, как ты.
— Но...
— Подожди там, — сказал он. — Стой на месте, и я кое-что спущу тебе.
Я стал ждать, стоя на месте и глядя вверх, пока у меня шея не заныла. Тогда я опустил голову, и в этот момент все и произошло.
Думаю, ему кто-то помогал, потому что огромная жирная туша — мертвый боров, — которая вдруг вылетела через дыру в потолке, весила не меньше четырехсот фунтов. Она задела меня по руке, пролетев мимо. Только то, что я слегка повернулся, чтобы взглянуть в эту минуту на дверь, спасло меня от того, чтобы эта туша рухнула прямо на меня.
Раздался страшный шлепок, треск сломанных костей и рвущейся плоти. Я инстинктивно метнулся назад, но недостаточно быстро, так что оказался весь забрызганным тошнотворными останками разлагающегося животного. Я растерянно посмотрел на себя, на ужасное существо у моих ног, а потом поднял взгляд на люк. Браун выглядывал оттуда, ехидно посмеиваясь.
— Маленькая оплошность, — сказал он. — Этот парень забыл, что люк открыт. Да здесь это часто случается.
Я не стал больше ждать, а как мог быстрее на ватных ногах поспешил к своей машине. У меня так тряслись руки, что я еле завел мотор.
В туалете на заправочной станции я привел себя более или менее в порядок, но ущерб, нанесенный моему моральному состоянию, был непоправим. Я не мог собирать долги. Я не мог продавать, что обычно было вполне легко. Я не мог приблизиться к своим клиентам с «настойчивой любезностью», за которую так пылко ратовал (как можно быть любезным с подобными людьми?). Но и не мог вести себя с ними грубо (вести себя грубо с людьми, которые могут тебя убить!). Я не знал, что делать, и, хотя я упорно посетил всех клиентов, назначенных мне, за весь день не сделал ни единой продажи и не собрал ни единого долга.
В тот вечер я торчал в конторе до тех пор, пока все остальные сборщики не отчитались и не ушли. Затем с притворной небрежностью приблизился к окошку и положил свои карточки перед Кларком. Мы были одни. В отличие от больших городов в маленьких в подобных заведениях единственным внутренним служащим был управляющий.
Он закурил сигарету и выпустил в потолок длинную струю дыма, в то время как, сощурившись, заглянул в мои карточки. Его пиджак был расстегнутым, и я впервые заметил небольшой брелок, который висел на его часовой цепочке, — пара крошечных золотых перчаток.
— Да, Джим, — рассеянно сказал он, проследив направление моего взгляда. — Я был довольно хорошим боксером. Мог бы стать чемпионом в тяжелом весе, если бы продолжал это дело.
— Понимаю, — сказал я.
— Да, может, и стал бы, а может, и нет, но я решил, что лучше мне заняться чем-нибудь другим. Тогда у меня было больше шансов. Понимаешь, как я на это смотрел, Джим. Трудно чего-то добиться и удержать свой успех, если другие парни в этой области такие же сильные, как и ты. Ты не выдерживаешь, понимаешь, что я имею в виду? Чтобы по-настоящему выдержать, ты должен перейти на собственное пастбище — заняться какой-нибудь работой, например вроде вот этой. Такой работой, где у тебя не будет конкуренции, где ты сможешь выбить дух из любых трех парней, которые попробуют на тебя насесть. Ты понимаешь, о чем я, Джим?
— Понимаю, — сказал я.
— Я здесь не вижу никаких чеков на продажу, Джим...
— Их нет, — сказал я.— Я ничего не продал.
— Ив карточках не отмечено получение денег...
— Я ничего не получил.
Он внимательно посмотрел на меня, покачивая головой:
— Нет, не такой уж ты глупый. Ты бы не стал бить баклуши весь день. Может, ты взял себе выходной, Джим? Нет? Но за целых шесть часов работы ты так ничего и не продал и ничего не получил?
— Да, ничего, — сказал я. — Я понимаю, это звучит странно, но...
— Странно? Ну, я бы так не сказал. Зайди-ка сюда, Джим. Заходи и садись на этот стул. — Он толкнул меня на стул. — А я сяду напротив. — Он так и сделал. — Ну а теперь расскажи мне все подробно.