Он начал быстро их перебирать, время от времени выхватывая какую-нибудь из них и бросая на стол. Набрав около двадцати карточек, он решительно указал мне на них.
— Ладно, — кивнул он, — вот тебе карточки на завтра. И, ради бога, Джим... Ты понимаешь, что я хочу сказать... Выполни их, понял? Делай то, что должен!
Я посмотрел на карточки, а потом на него.
— Хорошо, — сказал я. — Постараюсь сделать то, что должен...
Даже в самом плохом положении всегда есть просвет хорошего; и среди нескольких тысяч наших клиентов было несколько сот, которых любой магазин считал бы за счастье иметь в списках своих должников. Если кто-то из них запаздывал со взносом, достаточно было одного вежливого напоминания Кларка, чтобы они срочно погасили задолженность. В самом худшем случае требовалось напоминание сборщика. В сделках с такими клиентами практически не требовалось расходов по сборке платежей. И магазин выражал свою признательность, продавая им вполне доброкачественные товары и по разумной цене, компенсируя потери тем, что в отношении других, менее «порядочных» клиентов, применял еще более жестокие меры.
Разумеется, сборщики любили таких клиентов... но им не разрешалось удерживать их себе. Работа сборщика — выбивать деньги, а не просто принимать взносы. Управляющий или руководитель кредитного отдела следили, чтобы сборщики посвящали свое дорогостоящее время тем, кто не хотел платить по доброй воле. Таково было правило, я же из-за неисправимого упрямства Кларка стал в нем исключением.
Используя презрительный термин, принятый в магазине, мне дали «зеленую улицу». Я пользовался ею (прошу простить это выражение) до следующей весны.
Время от времени меня направляли заняться некоторыми безнадежными должниками — какими-нибудь злостными неплательщиками, у которых до такой степени отсутствовала совесть, что я мог пренебречь и угрызениями собственной, — и тогда мне действительно приходилось поработать. Но большую часть времени я только писал расписки и клал деньги в карман.
Так Кларк утверждал свою жизненную позицию: он доказывал правоту собственного представления и ошибочность моего. Но его триумф оказался еще более дутым, чем это казалось. Потому что теперь, когда он закрепил один краеугольный камень своего взгляда на жизнь, другие начали шататься и подводить его.
У Кларка была поговорка, вечное возражение сборщику, которому не удавалось собрать долги. «Этот парень, твой клиент, он ведь что-то ест, верно? — говорил он. — Ну а раз он ест, значит, у него есть деньги! Они должны у него быть, и лучше тебе выбить их!»
Это был исчерпывающий аргумент. Точнее, он был таковым в прошлом. Но в конце концов — по мере приближения конца — сборщики научились ему отвечать. Они возвращались в контору по вечерам измученные и угрюмые, доведенные до крайности. И смотрели на Кларка едва ли не с удовольствием, ожидая его сакраментального вопроса, чтобы ответить ему так, что ему нечего будет возразить.
— Угу, я именно это и хочу сказать, Джад, — как раз есть им нечего... В доме совершенно ничего нет, кроме горстки кукурузных зерен.
— Что ты морочишь мне голову? — с возмущенным отчаянием орал на них Кларк. — Черт побери, каждый должен есть! Ты думаешь, я поверю всему, что ты вздумаешь мне городить?
— Говорю тебе то, что есть, Кларк. — Следует равнодушное пожимание плечами и едва заметное презрительное фырканье. — Может, пойдешь и лично проверишь? Может, ты заберешь у них эту маисовую похлебку?
С каждой неделей поступление платежей уменьшалось. Даже самые добросовестные клиенты стали платить нерегулярно. Уволили одного сборщика, затем другого; наконец остались только мы с Даркином. Из главного офиса пришел приказ продавать товары только за наличный расчет. Узнав об этом, Даркин сказал мне, что это недобрый признак, хотя, казалось, все трудности позади и можно ликовать.
— Сеть кредитных магазинов готова лопнуть, Джим, — уверял Даркин. — До них наконец-то дошло, что они ничего не могут исправить. Они только тянут время, стараясь собрать то, что могут, больше не продавая в долг.
Я понимал, что он прав, но когда спросил об этом Кларка, тот стал яростно отрицать, что компания находится на грани банкротства.
За последние недели он сильно исхудал. На его широком волевом лице кожа отвисла. Он слегка пошатывался, разговаривая со мной, и от него попахивало дешевым виски.
— Этот проклятый Даркин! — насмешливо говорил он. — Деревенщина! Что он вообще... ик!.. понимает? Слушай, Джим, старина! — Он доверительно нагнулся ко мне, для равновесия ухватившись за мое плечо. — Я все видел собственными глазами, Джим, и знаю, о чем говорю! У них есть собственное офисное здание, в котором работают сотни, тысячи людей, у них собственные фабрики, автопарк и склады, которые занимают целый городской квартал. И у них множество таких магазинов — почти в каждом штате, а в некоторых даже по два или три! И... ик!.. они даже контролируют несколько банков, Джим. А это почти то же самое, что владеть ими. Если наши платежи задерживаются больше чем на год, так они могут отнести бумаги в эти банки и получить под них наличные. Они держат их в кулаке, понимаешь? Они нагоняют на них страху, и мы должны так действовать, ну, ты нас знаешь, Джим. Пока у этих скотов можно раздобыть хоть цент, мы... м-мы...