Собираюсь с мыслями, возвращаюсь к вагону. В киоске покупаю еду и бутылку водки. Захожу в купе. Поезд трогается. Я жду, пока закончится санитарная зона, иду в туалет. В полотенце прячу бутылку. Закрываюсь, пью из горла, пока от водки не сводит горло. Давлюсь, но пью еще. А потом открываю окно, выкидываю бутылку. Водка бьет по голове, делает движения нечеткими. Я умываюсь, выхожу.
В купе сразу залезаю на полку, отворачиваюсь к стене. Пространство перед глазами слегка качается, плывет. Мысли не фокусируются, испуганными тараканами прячутся от света внутреннего взгляда. Сознание вытесняет так нужный сейчас шум. Все, меня нет…
Просыпаюсь от того, что девочка о чем-то спорит с мамой. Открываю глаза. Вокруг все тоже купе, мерно стучат колеса. Парень лежит на полке напротив, читает книгу. Достаю из кармана жвачку, беру пару подушечек. Мята бьет по рецепторам, смягчает сухость. Я украдкой смотрю вниз.
Мама читает книгу. Что-то из дамских детективов. Я не разглядываю обложку. У девочки на столе стоит небольшой магнитофон. На батарейках, с дисками. У нее есть плейер, но на столе стоит магнитофон. Иногда, показывая маме характер, или просто под воздействием неверного почерка переходного возраста, девочка нажимает на play. В магнитофоне всего один диск. Это HIM, сборник, лучшие песни.
Я лежу на верхней полке в плацкартном вагоне, а из динамиков магнитофона звучит Join Me (In Death). И вдруг я чувствую, что нахожусь в вакууме. Тотальном, одиноком. А весь мир, чередой унылых декораций крутится вокруг. Но сквозь пленку, что отделяет вакуум от реальности, не пробраться.
Я слушал Join Me когда еще учился в школе, слушал, когда был в универе. Я слушал, когда преподавал, когда был с Сашей. Я слушал эту песню, когда с Сашей расстался, когда появилась Кира, когда Кира пропала. А ведь не только песня. Были еще фильмы, новости, какие-то люди. Все кружилось в хороводе, но проходило мимо. Вакуум.
Девочка слушает HIM. Не громко, но мне слышно. Из моего пузыря словно вытягиваются щупальца, проникают в такие же пузыри прошлого, свидетелями которых я был. Сантиметр за сантиметром, воспоминание за воспоминанием. Я проникаю все глубже, и все отчетливее осознаю, что даже то, что происходило рядом, радовало и печалило сердце — суть пыль, фантомы, электрические волны в мозгу. Ничего нет, ничего не было. Лишь мифы о прошлом, нескромно названные воспоминаниями.
От понимания этого в голове, словно что-то замыкает. Я дико жалею о выкинутой початой бутылке водки. Я жалею, что все еще могу думать, жалею, что не исчез в одном из кошмарных снов. А Вилле Вало констатирует холодным тоном:
Я слезаю с полки, выхожу из купе. Долго стою у окна в коридоре. От почти физического ощущения одиночества становится плохо. Или это водка? Не знаю, но так хочется с кем-нибудь поговорить. Хотя бы с Серегой. Потому что он тоже часть моей реальности, часть неотъемлемая, если не основная.
Вращаюсь в купе. Забираюсь на верхнюю полку. Так тоскливо, что уж лучше бы все-таки остался.
Раздается стук, после чего дверь отъезжает в сторону. В образовавшемся прямоугольнике появляется симпатичная девичья мордашка.
— Здравствуйте, а у вас соли не найдется? — спрашивает ее обладательница.
— Сейчас, — говорит мать, роется в пакете. Протягивает девушке спичечный коробок. Девушка благодарит, говорит, что вернет, уходит. Я спрыгиваю, иду следом.
— Девушка, подождите!
— Да?
— Вам компания не нужна? — спрашиваю.
Мне не свойственно такое поведение, но одиночество железной рукой держит за горло, мертвыми глазами смотрит в глаза, словно ждет последнего вдоха. Вдоха в полном одиночестве.
— А вы посудите сами, — говорит девушка, открывая дверь в соседнее купе.
Я смотрю на шумную компанию, что расположилась на нижних полках. Парни и девчонки. На столе закуски, фрукты, шампанское, мартини и виски.
— Марина, мы тебя, вообще-то, за солью посылали! — упрекает одна из девушек.
— А ее за чем ни пошли, все одно с мужиком вернется!
— И кто это такой?
— Добрый день, друзья! — говорю я. — Я одинокий попутчик в поисках компании.
— И что? — спрашивает один из парней.