Это как песочные замки в детстве. Стараешься, пыхтишь, строишь. Кажется, что еще несколько башен, пару переходов — и будет шедевр. А потом смотришь отстраненно, и замечаешь, что вот здесь переборщил с водой, а вот там дунь — рассыплется. Берешь в руки совок, самозабвенно разрушаешь то, что упорно строил.
Так я становлюсь категоричным. Без разбега посылаю в далекое путешествие почти любого. Мне душно в социуме, мне противно смотреть телевизор. Преследует ощущение, что мы куклы в каком-т странном спектакле. Вроде бы нужно радоваться — наконец-то прозрел! Но не покидает ощущение, что в спектакле любое прозрение — лишь сюжетный ход. И от этого хочется выть и лезть на стенку. Прошлое, настоящее кажутся густым киселем, где постепенно вязнут любые свежие мысли. Все осточертело, но бежать уже некуда. Может быть, вернуться домой, посмотреть в глаза Илье? Только что увижу? Холодное спокойствие, хваткий взгляд игрока по крупному.
Со временем все реже выхожу на улицу. Не привлекает даже море. Становится прохладно, но я не замечаю. Целыми днями лежу на диване, слушаю музыку. Иногда читаю. Забиваю холодильник и кладовую запасами еды, и почти не готовлю. Ем полуфабрикаты, слушаю музыку. Дни уже не кружат — смешиваются в статическую картинку, где начало переплетается с концом.
Только мир, что где-то там, за стенами, продолжает меняться. Незначительно, в негативную сторону, но меняться. Что-то по телевизору, что все же включен, что-то в интернете. От этого становится еще хуже. Я превращаюсь в отшельника, что не особенно тяготится одиночеством. Уж лучше здесь, в раковине, чем на воде, среди быстрых морских течений. Смотрю новости, читаю новостные ленты. До тех пор, пока не наталкиваюсь на слово «кризис».
Кризис — вот точное обозначение состояния, что всецело поглощает душу. Он многогранен, почти всеобъемлющ, и неотвратим. Это приговор старому образу жизни. Вердикт нежеланию меняться. Кризис охватывает мир, завладевает мной. Стагнация, депрессия. Настолько сильные, что нет желания карабкаться дальше. Уж лучше остановиться на достигнутом, хоть и безмерно малом.
Это груз существования. Ты в реальном времени отмечаешь, как все вокруг постепенно скатывается в дерьмо. Процесс неизбежен, и, наверно, необратим. Остается лишь наблюдать, отмечать детали. И так — большую часть жизни. Пока не станет окончательно плевать.
Но сначала все еще более-менее нормально: присутствие ощущается неявно, ничего плохого не происходит. А потом в уродливое лицо современного рынка со всей дури бьет кованный нержавеющей сталью кулак кризиса. Веселье, в это время больше похожее на последние взмахи затухающей агонии, само собой сходит на нет. Труженикам свободного рынка становится грустно, появляется все больше нелегких дилемм. Я же сижу в пустом доме, и почти не выхожу на улицу. Потому что там нет ничего, что может оживить.
Кризис — закономерное явление существования. Иногда мне кажется, что это очищающий процесс. Определенная доля страданий ради очищения. Прививка, что в будущем спасет многих. Только оставшиеся после такой прививки не выживут. Нужен определенный уровень иммунитета, резервы, что позволят мобилизоваться. А мы все прошедшие годы жили так, что от неприкосновенного запаса ничего не осталось. Веселье, веселье, веселье. Порой до отупения. Суррогаты реальности, бредовые сказки — все, что угодно, лишь бы не думать. И в момент потрясений остается только прыгнуть на острие меча, как потерявший все римский император. Иначе плотной стеной окружат бывшие соратники, и каждый ударит ножом. И среди них точно будет Брут. Потому что всегда был рядом.
Заканчивается сезон, местные бизнесмены подсчитывают прибыль перед тем, как впасть в спячку. Для них кризис слегка откладывается. А я смиряю аппетиты. Lexus теперь все больше стоит в гараже. Еду покупаю на ближайшем рынке, готовлю на кухне, ем в гордом одиночестве, под искусственное мерцание плазменной панели. Денег еще много, но неизвестно, что будет дальше. Экономику лихорадит. Я же думаю о Семене, Игоре, Илье. Как там сейчас в нашем небольшом городке? Все надежды в прошлом, это кризис.
Постепенно жизнь в новом доме сводится к паре-тройке простых удовольствий, что со временем начинают казаться почти работой. Я просыпаюсь утром, смотрю телевизор, потом готовлю еду, немного сплю. После обеда — интернет, немного игр. Вечером телевизор и спать. Мне начинает казаться, что реально существует только этот дом. Открой сейчас дверь, и за порогом — лишь черные глубины космоса. Вокруг на сотни световых лет нет людей. Я совершенно один. В вечности.