В кармане вибрирует мобильник. Лапоть.
— Здорова, глупый Верига.
— Привет, что случилось?
Не хочется говорить, но что поделать? Надо было отключить телефон, дойти до дома и оплавиться сном, на время забыть себя, исчезнуть.
— Ну, как, всех студентов замучил?
— Всех.
— Мы с Ленкой в кино собираемся, потом посидим где-нибудь. Пошли с нами?
Вспоминаю, что обещал Саше провести вечер вместе.
— Хорошо. Когда?
— Через час у кинотеатра.
— Договорились.
Звоню Саше, рассказываю, говорю, что скоро зайду. Потом домой, быстро поесть, чуть полежать, собраться. И все под странные мысли, подавленное состояние. Интересно, если я так гружусь от измены, что буду чувствовать, если, не дай Бог, убью кого-нибудь? Умру вместе с ним?
Первый раз за несколько месяцев не хочется никуда идти. Ничего не хочется. А больше всего — не хочу видеть Сашу. Как быть рядом, как смотреть в глаза? Отгородиться стеной, надеть маску себя привычного, сделать вид, что ничего не произошло. А произошло ли что-нибудь? Нет, ничего не было, ничего не случиться — все хорошо.
Выхожу из квартиры. На втором этаже подъезда стоят два парня. Оба в спортивных штанах, причем один в кроссовках, а другой — в классических туфлях. Оба в черных кожаных куртках, обтягивающих вязаных шапках. А под ними, скорее всего — лысые. Однояйцовые близнецы, если не по телу, то по духу. Пьют пиво.
Когда прохожу мимо, ближайший спрашивает:
— Слышь, земеля, есть курить!
— Не курю, — отвечаю машинально.
— А че так? Спортсмен что ли?
Ничего не говорю, спускаюсь.
— Э-э, тебе че, с реальными пацанами потереть западло? — слышу в след.
— Я тебя не знаю, — отвечаю громко, выхожу из подъезда.
К Саше не поднимаюсь, прошу выйти. Не хочу встречаться с ее родителями, бабушкой. Совестно отчего-то. Просто не хочется видеть. Стою на занесенной снегом игровой площадке перед домом, смотрю на окна, и так тоскливо делается, что хочется сорваться, бежать отсюда далеко, так, чтобы не вернуться, не встречать всех этих людей. И никаких людей не встречать…
Останавливаю тупые мысли. Не хватало еще превратиться в малолетнего идиота, школьника-мизантропа, что вызывает только смех, и немного сочувствия, так как ущемлен на голову. Раз произошло, значит — так надо. Сейчас обниму Сашу, сходим в кино, потом с Лаптем посидим в ресторане, выпьем. Пойдем ко мне. И без разницы, изменил я или нет. Я ее люблю… Или думаю, что люблю, но это не важно. Важно лишь то, что мы вместе, и все будет как раньше…
Выходит Саша. Справлюсь с неожиданным приступом совести, целую ее, говорю:
— Ну, что пошли? Посмотрим какую-нибудь муть, послушаем Лаптя?
— Пойдем, Вова.
Садимся в автобус. Кругом серые, как будто замордованные, убитые жизнью люди. Они дышат, кашляют, обозначая себя в пространстве. И мне становится тесно, не хочется дышать их выделениями. Я как будто чувствую каждую пору на их коже, их пот, сопли и все остальное. Восприятие усиливается, и вот я, едва скользнув взглядом, вижу черные точки на носу мужика лет пятидесяти, влажные усы, потухшие, словно протухшие глаза. Нет, отсюда никогда не выбраться. Саша спрашивает:
— Что сегодня было? Как прошла пересдача?
Что ответить? Саша, ты знаешь, там есть студентка, ее зовут Настя. Так вот, она сегодня в течение часа лежала на моем столе, стонала, доставляя мне удовольствие. Мы трахались так, как будто через несколько секунд умрем. И знаешь, Саша, мне понравилось. Прости, но мне очень понравилось. Прости меня, Саша!
— Нормально. Как обычно — тупые студенты, горы бреда, — отвечаю.
— Как я тебе сочувствую, — говорит Саша, легко целует. — Но ты задал там жару. Ты же у меня молодец!
Да, Саша, я у тебя молодец. Ты даже не догадываешься, какой. Что же мне так тошно?
Наша остановка, выходим. Механический голос из динамика говорит: «Остановка Площадь молодых». Голос женский, но какой-то мертвый. Наверно, для этих целей в троллейбусном управлении держат специального зомби женского полу. Держат в гробу, и иногда, раз в несколько десятков лет, будят, чтобы обновить фонограмму.
На небольшой площади — торговый центр и кинотеатр. В городе один кинотеатр. Раньше было три, но в перестройку — разорились. Теперь только «Юность». На площади молодых. Большими оригиналами были предки.
У входа уже стоят Лапоть с Ленкой. Здороваемся, идем в кассу. Там Лапоть покупает билеты. Ленка с Сашей о чем-то разговаривают. Мы с Лаптем молчим. Уже в зале, пока не погасили свет, Лапоть говорит, что нужно переделать несколько документов, а назавтра — докладывать главе. Я киваю. Начинается фильм.