— Да я вообще не обращала на него внимания в тот вечер и уж, во всяком случае, не задумывалась о том, что он там делал…
— Вы были поглощены чем-то другим?
— Да.
— Тем, что ваш муж настроен против Лили Маргрейв?
— Так вы об этом уже знаете, мосье Пуаро?
— Миледи, я знаю все, — с апломбом заявил маленький бельгиец.
— Мне нравится Лили, мосье Пуаро, поймите, а Рубен поднял шум из-за какой-то там рекомендации. Я же не отрицаю, что она схитрила — схитрила, конечно, но и я когда-то подобное выделывала. С театральными администраторами иначе нельзя — чего я им только не плела…
Лили хотела получить это место, ну и… одним словом, решила сплутовать. Мужчины к таким вещам относятся слишком серьезно — даже смешно. Рубен устроил такой скандал, словно она по меньшей мере ограбила банк. Весь вечер у меня на душе кошки скребли. Понимаете, обычно мне удавалось в конце концов уломать Рубена, но иногда он, несмышленыш мой, упирался как осел, так что смотреть, что делает секретарь, мне было просто некогда. Да и вообще, кто на него смотрит, на Трефюзиса-то? Ну, болтается где-то поблизости, и пусть болтается…
— Да, я тоже заметил, что мистер Трефюзис не из тех, кто привлекает всеобщее внимание и сражает наповал.
— Вот именно, — леди Эстуэлл улыбнулась, — это вам не Виктор.
— У мосье Виктора темперамент, прямо скажем, взрывоопасный.
— Точнее не скажешь. Кажется, вот-вот взорвется, словно хлопушка.
— То есть он человек вспыльчивый?
— Да, если вожжа под хвост попадет, но бояться его не стоит. Громко лает, но не кусается.
Пуаро уставился в потолок.
— Так вы ничего не можете мне сообщить о том, почему вы подозреваете мистера Трефюзиса? — вкрадчиво пробормотал он, почти промурлыкал.
— Я же вам говорю, мосье Пуаро, что я просто знаю — это он, и все тут. Женская интуиция…
— Женская интуиция — не основание для смертного приговора… и от виселицы никого не спасет. Леди Эстуэлл, раз вы и в самом деле уверены, что мистер Леверсон невиновен, и по-прежнему подозреваете секретаря, не соблаговолите ли принять участие в одном эксперименте?
— В каком таком эксперименте? — опасливо спросила леди Эстуэлл.
— Не позволите ли вы себя загипнотизировать?
— Это еще зачем?
— Если бы я сказал вам, мадам, — наклонился вперед Пуаро, — что ваша интуиция возникает на основе определенных фактов, запечатленных в вашем подсознании, вы бы, наверное, отнеслись к этому скептически. Поэтому скажу только, что наш эксперимент, возможно, сослужит добрую службу этому бедолаге, Чарлзу Леверсону. Ну согласны?
— И кто же будет вводить меня в транс? — поинтересовалась леди Эстуэлл. — Неужто вы?
— Мой друг, который, по-моему, как раз подъехал.
Слышите шум мотора за окном?
— И кто же он такой?
— Некий доктор Казале с Харли-стрит.
— И ему можно доверять? — осведомилась леди Эстуэлл.
— Нет, он не шарлатан, мадам, если вы это имеете в виду. Ему вполне можно довериться.
— Ну что ж, — вздохнула леди Эстуэлл, — на мой взгляд, все это вздор, но, если вам так угодно, почему бы не попробовать. По крайней мере, никто не скажет, что я ставила вам палки в колеса.
— Тысяча благодарностей, миледи.
С этими словами Пуаро исчез и вернулся через несколько минут с веселым круглолицым человечком в очках, совсем не похожим на гипнотизера.
— Ну-ну, — леди Эстуэлл вдруг стало очень весело, — значит, сейчас мы с вами будем валять дурака? А что нужно делать?
— Все очень просто, леди Эстуэлл, очень просто, — обнадежил человечек. — Откиньтесь, пожалуйста, на подушки — вот так, замечательно. Главное — не волноваться.
— Да я совсем не волнуюсь, — оскорбилась леди Эстуэлл. — Интересно было бы посмотреть на того, кто попытался бы меня загипнотизировать против моего желания.
Доктор Казале широко улыбнулся.
— Но вы ведь согласились? Значит, все получится, — заявил он. Выключите, пожалуйста, верхний свет, мосье Пуаро. Просто постарайтесь заснуть, леди Эстуэлл.
Доктор подсел поближе к дивану.
— Скоро настанет ночь. Вам хочется спать… спать…
Веки у вас тяжелеют, опускаются… опускаются… опускаются… Вы засыпаете…
Он бубнил и бубнил монотонным, тихим, успокаивающим голосом, потом наклонился вперед и тихонько приподнял правое веко леди Эстуэлл. Удовлетворенно кивнув, он повернулся к Пуаро.
— Все в порядке, — сказал он вполголоса. — Можно начинать?
— Прошу вас.
— Вы спите, леди Эстуэлл, — заговорил доктор резко и властно, — но слышите меня и можете отвечать на мои вопросы.
Губы леди Эстуэлл чуть дрогнули, и она ответила тихим, ровным голосом:
— Я вас слышу. Я могу отвечать на ваши вопросы.
— Леди Эстуэлл, я хочу, чтобы вы вернулись в тот вечер, когда был убит ваш муж. Вы помните этот вечер?
— Да.
— Вы сидите за обеденным столом. Опишите мне, что вы видите и чувствуете.
Спящая беспокойно зашевелилась.
— Я очень расстроена. Я волнуюсь из-за Лили.
— Мы знаем об этом. Расскажите, что вы видите.
— Виктор скоро съест весь соленый миндаль. Ну и обжора! Завтра накажу Парсонсу, чтобы ставил блюдо на другой край стола.
— Продолжайте, леди Эстуэлл.
— Рубен сегодня не в настроении. Не думаю, что только из-за Лили. Должно быть, что-то не ладится с делами.
Виктор как-то странно на него смотрит.
— Расскажите нам о мистере Трефюзисе, леди Эстуэлл.
— Левая манжета его рубашки обтрепалась. Он чересчур сильно смазывает голову бриолином. Дался же мужчинам этот бриолин, вечно от него пятна на чехлах для кресел в гостиной.
Казале взглянул на Пуаро; тот подал знак продолжать.
— Обед закончен, леди Эстуэлл, вы уже пьете кофе.
Опишите мне, что происходит.
— Кофе сегодня удался. Наш повар не так часто балует нас хорошим кофе. Лили все время смотрит в окно; что она там увидала? В комнату входит Рубен. Настроение у него отвратительное, и он напускается на бедного мистера Трефюзиса, ругает его на чем свет стоит. Мистер Трефюзис держит в руке нож для разрезания бумаг, большой, с острым лезвием. Он сжимает его так, что костяшки пальцев белеют. А теперь он так резко вонзает его в столешницу, что острие обламывается. Он держит этот обломанный нож — совсем как кинжал, которым хотят кого-то зарезать. Теперь они вместе уходят. На Лили ее зеленое вечернее платье; оно очень ей идет, она и впрямь как лилия. На следующей неделе надо будет отдать чехлы в чистку.
— Одну минуту, леди Эстуэлл.
Доктор перегнулся к Пуаро.
— По-моему, мы нашли то, что искали, — прошептал он. — Этот нож для разрезания бумаги и убедил ее в том, что убийца — секретарь.
— Давайте перейдем к Башне.
Доктор кивнул и властным тоном продолжил:
— Сейчас поздний вечер; вы с вашим супругом в Башне. Между вами произошла неприятная сцена, не так ли?
Женщина вновь беспокойно зашевелилась.
— Да, очень неприятная. Мы наговорили друг другу всяких гадостей.
— Забудем об этом. Вы явственно видите комнату, занавески задернуты, горит свет.
— Да, но не верхний. Только настольная лампа.
— Вы собираетесь уходить и желаете вашему мужу покойной ночи.
— Нет, я слишком зла.
— Вы видите его в последний раз; скоро он будет убит.
Знаете ли вы, кто его убил, леди Эстуэлл?
— Знаю. Мистер Трефюзис.
— Почему вы так думаете?
— Из-за того, что занавеска в одном месте странно топорщилась.
— Занавеска топорщилась?
— Да.
— Вы это явственно видели?
— Да. Я даже хотела ее потрогать.
— Там прятался человек? Мистер Трефюзис?
— Да.
— Откуда вы знаете?
В ровном голосе впервые зазвучала неуверенность:
— Я… я… из-за того ножа.
Пуаро и доктор обменялись взглядами.