Тут я, понятно, сразу назад к себе пошел и спать лег.
Ну, думаю, уронили что-нибудь на пол, только и всего.
Сами посудите, сэр, как я мог подумать, что сэр Рубен убит, когда ему мистер Леверсон покойной ночи пожелал?
— А вы уверены, что это был голос именно мистера Леверсона?
По снисходительному взгляду Парсонса маленький бельгиец понял, что тут не может быть никаких сомнений.
— У вас ко мне есть еще какие-либо вопросы, сэр?
— Только один. Вам нравится мистер Леверсон?
— Я… простите, сэр?
— Это же так просто. Вам нравится мистер Леверсон?
Изумление Парсонса быстро перешло в смущение.
— Общее мнение слуг, сэр… — выдавил он из себя и запнулся.
— Бога ради, — подбодрил его Пуаро, — пусть это будет общее мнение.
— Общее мнение таково, сэр, что мистер Леверсон — джентльмен симпатичный и не жадный, но, как бы это сказать… не семи пядей во лбу.
— Вот как! А знаете, Парсонс, я, еще не видя мистера Леверсона, составил о нем точно такое же представление.
— Скажите на милость, сэр!
— А что вы думаете — простите, каково общее мнение слуг — о секретаре?
— Очень спокойный и выдержанный джентльмен, сэр.
Старается никого ничем не стеснить.
— Vraiment?[6] — отозвался Пуаро.
— Их сиятельство, — произнес, откашлявшись, дворецкий, — иногда склонны к поспешным суждениям.
— Так, значит, по общему мнению слуг преступление совершил мистер Леверсон?
— Никто из нас не хочет в это верить, сэр, — признался Парсонс. Мы… по правде сказать, мы не думали, что он на такое способен.
— Однако он весьма вспыльчив?
— Если вы хотите знать, кто в этом доме самый что ни на есть вспыльчивый… — придвинулся поближе Парсонс.
— Нет-нет! — протестующе поднял руку Пуаро. — Я хотел бы знать совсем другое — у кого в этом доме самый спокойный характер.
Парсонс уставился на него, забыв закрыть рот.
3
Не тратя больше времени на ошеломленного дворецкого, Пуаро с любезным поклоном — в чем-чем, а в любезности ему нельзя было отказать — вышел из комнаты и направился в большой квадратный вестибюль. Там он постоял некоторое время в задумчивости, по-птичьи склонив голову к плечу, потом бесшумно подошел к одной из дверей и распахнул ее.
С порога он увидел небольшую комнатушку, уставленную полками с книгами. В дальнем углу за огромным столом сидел худой, бледный молодой человек со слабым подбородком и в пенсне. Он что-то деловито писал.
Минуту-другую Пуаро наблюдал за ним, затем нарушил тишину энергичным покашливанием:
— Кх-м-м, кх-м…
Молодой человек обернулся. Не похоже было, чтобы он сильно удивился, скорее, лицо его приняло озабоченное выражение.
Маленький сыщик отвесил церемонный поклон.
— Я имею честь беседовать с мистером Трефюзисом, не так ли? Прекрасно! Меня зовут Пуаро, Эркюль Пуаро.
Возможно, вы обо мне слышали.
— Э-э… Да… Да, конечно, — пробормотал молодой человек, явно смущенный столь пристальным вниманием.
Оуэну Трефюзису было на вид тридцать с небольшим.
При первом же взгляде на него Пуаро сразу понял, почему никто не принимал всерьез обвинений леди Эстуэлл. Аккуратный, чистенький мистер Оуэн Трефюзис был человеком обезоруживающе мягким, из тех, кем окружающие могут безнаказанно помыкать (что они частенько и делают), не рискуя нарваться на сопротивление.
— Вас, разумеется, пригласила леди Эстуэлл, — нарушил наконец молчание секретарь. — Она об этом говорила.
Могу ли я быть вам чем-нибудь полезен?
Он держался вежливо, но сдержанно. Усевшись в предложенное ему кресло, Пуаро мягко спросил:
— Леди Эстуэлл не делилась с вами своими подозрениями?
— Насколько я могу судить, — слабо улыбнулся Оуэн Трефюзис, — она подозревает меня. Ерунда, конечно, но тем не менее. С тех пор она со мной практически не разговаривает, а если мы встречаемся в коридоре — вжимается в стену.
В его поведении не было ни тени страха или фальши, а в голосе слышалось не столько возмущение, сколько изумление. Кивнув, Пуаро с обескураживающей прямотой подтвердил:
— Между нами говоря, мне она сказала то же самое. Я с ней, конечно, не спорил — я уже давно взял за правило не спорить с уверенными в собственной правоте леди. Сами понимаете, толку от этого никакого.
— Ну разумеется.
— Я говорю только «да, миледи», «вы совершенно правы, миледи», «precisement,[7] миледи». Эти слова ничего не значат, но тешат самолюбие и прекрасно успокаивают.
Мое дело — вести расследование. Конечно, маловероятно, что преступление совершил не мистер Леверсон, а кто-то еще, но иногда случается и невероятное.
— Я прекрасно вас понимаю. Можете мною располагать, я к вашим услугам.
— Воn,[8] — заключил Пуаро. — Рад, что мы поняли друг друга. А теперь расскажите мне, пожалуйста, о событиях того дня. Начиная с обеда, если можно.
— Как вы уже, несомненно, знаете, Леверсона на обеде не было, — начал секретарь. — Он серьезно повздорил с дядюшкой и отправился обедать в гольф-клуб. Сэр Рубен, конечно, пребывал в скверном расположении духа.
— Он и так-то был не слишком любезен, се Monsieur?[9] — позволил себе некоторую вольность Пуаро.
— Сущий изверг! — рассмеялся Трефюзис. — За девять-то лет я его изучил досконально, мосье Пуаро. Исключительно трудный был человек. Если уж он впадал в ярость, то под руку ему лучше было не попадаться ни правому, ни виноватому. Но я в конце концов понял, как себя вести в подобных случаях, и просто пропускал его ругань мимо ушей. На самом-то деле он был человек незлой, но уж больно горячий и несдержанный. Главное, ему нельзя было перечить.
— И что, остальные вели себя с ним так же благоразумно?
— Леди Эстуэлл даже любила с ним сражаться, — пожал плечами Трефюзис. — Она нисколько сэра Рубена не боялась и за словом в карман не лезла. Потом они всегда мирились, ведь сэр Рубен был к ней очень привязан.
— А в тот вечер они тоже ссорились?
Секретарь покосился на Пуаро и, помешкав, ответил:
— Думаю, что да. А почему вы спрашиваете?
— Просто так.
— Точно я ничего не знаю, — пояснил секретарь, — но, похоже, все шло к этому.
— Кто еще был на обеде? — сменил тему Пуаро.
— Мисс Маргрейв, мистер Виктор Эстуэлл и я.
— И что было потом?
— Мы перешли в гостиную, но сэр Рубен отправился к себе в кабинет. Он заявился минут через десять и задал мне выволочку за какую-то ерунду, не так составленное письмо, кажется. Я поднялся с ним в Башню и все исправил.
Потом пришел мистер Виктор Эстуэлл и сказал, что ему надо кое-что обсудить с братом. Я оставил их вдвоем и спустился в гостиную к дамам.
Примерно через четверть часа сэр Рубен бешено затрезвонил в колокольчик, и Парсонс сообщил, что меня немедленно требуют наверх. В дверях кабинета мистер Виктор Эстуэлл едва не сбил меня с ног. Видно было, что он вне себя, он вообще человек горячий. Думаю, он меня даже не заметил.
— Сэр Рубен вам что-нибудь сказал по этому поводу?
— Он сказал: «Виктор вконец свихнулся. Рано или поздно в запале он кого-нибудь прикончит».
— Вот как! — протянул Пуаро. — А вы не знаете, в чем там было дело?
— Понятия не имею.
Это прозвучало чересчур поспешно и только укрепило уверенность Пуаро в том, что Трефюзис при желании мог бы поведать куда больше, чем говорил. Настаивать, однако, маленький бельгиец не стал.
— И что же произошло потом? Продолжайте, прошу вас.
— Часа полтора я работал с сэром Рубеном, а в одиннадцать пришла леди Эстуэлл, и сэр Рубен сказал, что я могу идти спать.