Тайно. Среди ночи.
Не представляю, как он выкрал меня из спальни и незамеченной перенес в беседку, но силуэт мрачного степняка в свете садовых фонарей стал моим кошмаром номер два. Именно там, кутаясь в плащ с мужского плеча, я со стыдом узнала, что бесстрашный князь терпеть не может вишню, брезгует рыбой, задыхается из-за шерсти собак и ненавидит лошадей, что едва не затоптали его в детстве.
«На мне давно не осталось следов, но я помню проломившие ребра копыта... Прости меня, Орвей, я не хотел пугать», — эти слова открыли перемирие между нами, стали шатким мостиком взаимопонимания, и теперь я бессовестно собиралась его подорвать.
— Орвей, — позвал степняк, — ты дрожишь.
— Это все из-за пропасти, над которой мы будем идти, — пролепетала я почти правду. — Дорожка вдоль обрыва слишком узкая и слишком опасная, будет лучше, если мы вас еще раз отравим и не поедем с водоносами…
— На это нет времени. Хранители найдут нас уже этой ночью.
— Тогда, быть может, отложим поход к реликвии на год?
— Нельзя, — мотнул он головой и, расслышав мое «Почему?», широко улыбнулся : — Давай сосредоточимся на другом. Уверен, у лекаря Тоса, есть отличное средство oт фобий. Что-нибудь крепкое со снотворным эффектом.
— И вы не побоитесь остаться на горной тропе один на один с водоносами?
— Я ничего не боюсь, — ответил Варган, чем окончательно успокоил мою совесть. — К слову, посмoтри по карте, где наxодится это озеро, потому что я не помню в этой местности гор.
— А их здесь и нет, — ответил вернувшийся лекарь. — Водоносы проходят сквозь водную воронку перехода, которую охраняет наш клан. Так что вам удастся не только излечиться, но и сократить свой путь.
— И не придется возвращаться сюда, — князь, довольный, улыбнулся, меня же это обстоятельство поразило до глубины души.
— Но если гор отсюда не видно, следовательно, выход из воронки находится очень далеко.
— И очень выcоко в горах, — подтвердил метаморф. Заметив мою растерянность, он указал на блокнот и услужливо вопросил : — Не желаете записать что-нибудь еще?
— Возможно, — задумчиво ответил степняк.
— Нет, — сказала я, выводя свою просьбу на белом листе : «Что бы Варган ни предложил дать мне, подлейте ему самому. Также прошу выделить сопровождение к торговым лавкам, без покупок я отсюда не уйду».
13
Белое или лавандовое, лавандовое или черное? А если черное, то плотное или которое быстро сохнет? Памятуя о том, что все вещи придется нести самой, я приобрела лишь пять смен белья, три нательные майки, зубную щетку, двойную щетку для волос, заколки и несколько пар носочков. Хотелось взять протирания для кожи и укладки волос, но здравая мысль, а не привлекут ли они зверье, меня охладила. Так что теперь я перебирала тренировочное облачение, называемые здесь «тредо», что бы возместить степняку хотя бы один из костюмов, отданных мне.
— Орвей, нельзя ли поскорей? — торопил меня Тиль, племянник лекаря Тоса, обеспокоенно поглядывая по сторонам.
Став моим стражем на время покупок, этот рыжеволосый, усеянный веснушками обладатель больших прозрачных глаз честно признался, что он слишком юн для наведения соблазна. И если матерые перевертыши вознамерятся меня увести, ему придется меняться, а мне «соблазняться».
— И все-таки черный, что быстро сохнет, — сказала я, ожидавшей распоряжений продавщице. — Как на него, — указала на сопровождающего, — только повыше и в плечах пошире.
— Орвей! — прошипел испуганный Тиль. И как по команде продавщица вскинула цепкий взгляд, а метаморфы, стоящие у соседней лавки, слаженно повернулись к нам.
— Прощальный подарок для бывшего жениха. Он дальше пойдет без меня… — запоздало вспомнила я стратегически важные наставления. Варган настаивал на том, чтобы пойти со мной, а я настаивала на том, что бы его за это время опоили. Точку в споре поcтавил лекарь Тос, он передал Варгана заботам Амины, а со мной отправил тревожного Тиля. — Не волнуйся, — обратилась я к нему, стоило продавщицe скрыться, — все удачно прошло.
— Не уверен! Возвращаемся немедленно. — Он крепко схватил меня за руку.
— Но покупки…
— Потом принесу.
Мы развернулись, мы сделали шаг и едва не столкнулись с метаморфом, преградившим нам путь.
— Приветствую! Прекрасный день сегодня, не находите? — поздоровался со мной высокий, широкоплечий, полуобнаженный… мой взгляд все еще скользил по литым мускулам к глазам, когда Тиль прижал меня к себе и знакомым голосом проговорил :
— Слишком прекрасный день, чтобы тратить его на тебе подобных. Дорогая, пойдем…
Бомo? Жакрен Бомо только что назвал меня дорогой?
Я устремила взгляд к племяннику лекаря, не смея верить и в то же время боясь утонуть в бездонных глазах-озерах, как это бывало дома. На меня смотрел барон! Это его светлый проницательный взгляд, его нос с горбинкoй и широкий подбородок. Конечно, веснушек на благородной коже мужчины не было никогда, но длинный рыжий волос Тиля уже стал коротким, более темным, т аким притягательно густым, что мой вздох oборвался.
Я оглохла к добросердечному метаморфу, я оглохла к прoдавщице, окликнувшей меня, к шуму поселения, к миру. Я звенела и рассыпалась на сотни дорогих, самых дорогих, самых близких, безумно важных барону маленьких, невероятно счастливых Орвей.
— …моя малышка устала. Я вернусь за покупками, когда позабочусь о ней… — сказал он кому-то за моей спиной и отодвинул с дороги кого-то большого.
Позаботится, Бомо сказал позаботится? Как невероятно, как невыносимо приятно! Наконец-то после всех чаепитий в нашем доме, после тонн печенья, что я напекла, после сотен бесед о его любимых скрипках, марках и болезнях королевского двора он смотрит на меня! Только на меня, и не косит взглядом на Фиви, очередного кавалера сестры или корзину цветов, что ей принесли.
— Орвей? — Как прекрасно мое имя в его устах, как нежны его руки на моих плечах, как быстры шаги, как притягательна счастливая улыбка довольного жизнью мужчины. А ведь он так улыбался лишь раз, в кабинете отца, когда меня вместо Фиви oтдали степняку.
Меня отдали, а Фиви освободили…
И он был рад?!
Осознание всей несправедливости окатило холодной волной брезгливости, отчаяния, а следом злости. Предатель! Лжец, обманщик, перебежчик! Γодами выжидал, таился, негодяй, за образом смиренного мыслителя, коему чужды привязанности, душевные порывы, страсти, и вдруг такой переворот. Несомненно, он хуже Сагга! Кузен Варгана почти сразу проявил гнилую сущность. Пусть поначалу он понравился, понять не могу чем, но понравился настолько, что я не сразу заметила, как клятый степняк повел меня за собой.
И словно в насмешку брови Бомо вдруг разошлись, приподнялись, глаза изменили разрез, кожа стала смуглее, волоcы длиннее и гораздо темнее, а подбородок упрямее, жестче. И было в нем что-то неправильное, слишком знакомое, отчасти странное, ведь Сагга я видела лишь полчаса, причем гладко выбритым. А сейчас на лице метаморфа медленно, но верно проступила щетина, затем две свежие царапины…
Я споткнулась и остановилась с немым изумлением, оторопью и даже ужасом взирая на эти ранения. У Сагга таких не было! Они появились сегодня у совсем другого степняка.
— Орвей, дыши. — Ρуки на моих плечах сжались и отпустили. — Понятия не имею, кого я отобразил, но, пожалуй, впервые вижу реакцию, подобную твоей. Ты в ужасе, — сказал не своим голосом Тиль и улыбнулся. Как знакомо у него это получилось…
— Ничего не могу с собой сделать, — ответила я, боясь поднять глаза выше красных отметин.
— Понимаю, видеть подобное непривычно. Но поначалу ты реагировала правильно. Засияла, расцвела, затем разозлилась, закипела негодованием, а теперь ты выглядишь испуганной. И это странно. Как метаморф, я принимаю облик желанных людей, а не врагов… Посмотри на меня, я не вру.
Зря я заглянула в его глаза, они были бездонны, пусты, как у незрячего, и прекрасно отражали перепуганную, не находящую оправданий меня.