Встал, закурил, выбрался из-за стола, хотел уйти. Я остановил его.
– Гера, погоди. Остановись. Да стой ты, блядь.
И он вернулся, тумблер какой-то в голове переключил.
Вернулся и уставился на меня. Другой человек. Никогда так не смотрел на меня. Никогда. В глазах – тепло и нежность.
– Папа, как там, у Достоевского, «не надо размазывать». Умный был. Уже случилось. На войне бывает. И прошу, не будем больше об этом. Ну, пожалуйста.
Вернулись товарищи Геры, принесли мороженое. Веселились долго, до закрытия, до комендантского часа, под конец – непонятный тост о восточных глазках. Или сказках.
Потом у меня в номере он рассказал историю своей последней операции.
«Грек! Ты грек греческий?
отправитель Бук»
Это Гера получил такое сообщение. У них отношения, как бы это сказать, незлобивые, что ли. У снайперов. Отношения лишены злобы, ненависти. Во всяком случае, у Геры так. После ранений – одного, второго – пришло осознание полной своей неуязвимости. Свое, мол, получил. И эта абсолютная уверенность, как щит прикрывала его, а потери с той стороны стали расти как-то уж особенно вызывающе. Тут-то он и получил привет от Бука в одноклассниках. Ну, да они общаются, а чего? Гера ответил:
– Звучит красиво – Грек. А? Как тебе?
Бук написал:
– Ехал Грека через реку.
Видит Грека в реке рак.
Сунул в реку руку Грека.
Рак за руку Грека – цап.
Цап-царап! Не боишься Грек?
А потом Гера снял его напарника. Застрелил. Тогда из сообщений Бука ушла ирония, веселость.
– Меня вызвали очистить ваш участок.
– Очищай. Откуда тебя вызвали?
– От тебя очистить. Животное.
– Так откуда тебя вызвали, Бук? Бук – дерево. Ты дерево?
– Я – дерево. И на нем ты будешь болтаться. И мама твоя.
У меня в номере мы продолжали застолье.
– Ты знаешь, пап, никогда я ничего особенного не испытывал. Наряды, дежурства. Сидишь, переползаешь, ховаешься. Иной раз застыл и без движения по пять часов, курок нажал – все, вся работа. Десятки раз на той стороне кто-то уходил навсегда, но… вот сейчас рассказываю тебе, и поднимается тоска в груди, вспоминаю и… тогда нет, не задумывался. На сердце покойно. Ни злобы, ни азарта. Но тут, выбил меня из ритма Бук-дерево. Маму, папу приплел.
– Что и меня обещал на буке подвесить?
– Обещал. Да, я не удалял сообщений. Все остались. Сейчас покажу, – он вскочил, ноутбук в «Ясной Поляне», – я скоро.
– Погоди, какая «Поляна»! Комендантский час.
– Не для меня.
– Остынь. Покажешь. Потом, завтра. Кто такой этот Бук?
Гера рассмеялся. Неуместно и нелепо. Мне так показалось.
Выпили еще.
– Впервые со мной такое за всю службу.
– Какое?
– Бук обещал из моего дома сделать факел и поджарить на нем весь наш гурт, он так написал – «гурт», мол, все ваше баранье стадо, бабушек, дедушек, дядей, тетей… Я перестал отвечать, но послания его читал, даже ждал их. Лихорадочно ждал, а когда приближалось время наряда, начинал испытывать волнительный холодок в животе. Такой даже сладостный холодок, – он усмехнулся, продолжил:
– Зима заканчивалась. На самом исходе случилось. Низкие пухлые тучи, талые лужи на мерзлой земле. Земля не успела оттаять, но уже лужи. Между двух холмиков – ложбинка, но ложбина эта сама на холмике, то есть, два холмика, а третий с ложбинкой меж ними, эти два повыше и мешают обзору, я на передок холмика этого выполз, так что те два, хоть и выше, но чуть сзади, потому обзор вполне приличный. Приполз затемно, пока утро не наступило, убрал тепловизор, достал мачете, «Тайга», классная вещь, неспеша отрыл свою канавку, уложил в нее «крокодила», и только улегся… Только-только, и тут – ёкнуло! Даже не предчувствие, не знаю, как назвать. Когда за секунду до шага, ногу еще не поднял, секунда не прошла, но точно понимаешь, что ступит нога именно туда, именно в точку. Замер. Не дышу. Там сбоку в лесополосе. Хиленькая такая лесополоска. Изжила свое, вы с ней одного года, наверное, пап. Ветки сухие и по весне уже не зазеленеют. И там не движение, нет. Не звук. А, как бы, тепло пошло. Тепло живое услышал, почувствовал – всего-то метров триста, ну пятьсот, не больше. Сдвинулся плечом влево, голову вытянул, уперся плечом в приклад и в прицел увидел Бука. Он, конечно, в «Кикиморе», лица нет. Да и не знал я этого лица, не видел никогда. Но понял, что это он, да и кому быть? Не первая такая встреча. Бук без лица, никто не видел никогда, ну а Грек, я – Грек. Не скрываюсь. Увидел – Бук! А как увидел, покой сразу, тело не весит ничего. Это автоматом уже. Тело действует, минуя мозги. Тренинг не одного дня-месяца. Ничего не весит тело, его нет, и я нажал курок. Сработал хорошо. Но! Но что за бредовое желание возникло? Откуда? Чего пополз? Сделал работу? Молодец! Так нет, пополз. Взглянуть. Кто ж это такой поджигатель, морду захотелось увидеть. Остывающую. Остывающая морда поджигателя. Выстрелом насладиться захотелось. Что ж это за сучок такой, на котором я должен болтаться? Бук – дерево, земля – планета, луна – спутник, умрем все. Вспомнилось. Вообще-то снайперы, как правило, в паре. Но эта… Она ж напарника потеряла. Я помог.